Зато Джон и Флоренс Сандерс были совсем другими. Их единственная дочь лет шести, очаровательная Кати Сандерс казалась мне лучше всех детей на свете. Джон Сандрес не скрывал, что обожает жену и дочь, а всех остальных женщин в долине считает завистницами.
Когда на вечеринках мужчины сходились вместе обсудить цены на урожай или индейцев, или еще что-нибудь, он стоял рядом с Флоренс, угощая ее то одним, то другим, словно она была его невестой, а не женой, к тому же лет десять, не меньше.
Один раз я застала их целующимися на крыльце, и Джон Сандерс ужасно покраснел, а Флоренс лишь улыбнулась мне.
Каролин и Сет Уолкер приехали с юга. Оба выросли в богатых домах и получили хорошее воспитание, и так или иначе им удалось несколько облагородить грубые манеры жителей долины. У них были две девочки-двойняшки семи лет и два мальчика, тоже двойняшки, восьми лет. Они единственные привезли с собой фортепьяно, поэтому вечеринки, как правило, устраивали у них в доме.
Каролин была гостеприимной хозяйкой и, казалось, без всяких усилий управлялась со множеством гостей к их удовольствию. Я считала ее самой красивой женщиной в долине после мамы. Безупречно правильные черты лица, густые каштановые волосы, выразительные голубые глаза. А уж слушать ее я могла без конца, стоило ей заговорить о своей прежней жизни на Юге.
– Это было прекрасно, – начинала она. – Воздух сладкий от аромата магнолий, так и хочется вдыхать его и вдыхать. Каждую неделю балы, приемы или вечеринки. Нет, Анна, ты не представляешь! Никаких огорчений и только одни удовольствия. Я помню, что самой большой заботой для меня в то время было выбрать подходящую к случаю шляпку. Знаешь, у меня было больше платьев, чем я могла надеть за год… А какие там мужчины… У всех отличные манеры, все очень красивые и… галантные. Не то что здешние грубияны. А потом началась война, и все пошло кувырком. Сет, конечно же, участвовал в военных действиях. Это было ужасное время. Шерман дотла сжег наши плантации. Ничего не осталось. Я поехала в Атланту к сестре и маме и пробыла у них до конца. Когда Сет возвратился, мы стали было восстанавливать дом, но у него к этому не лежало сердце, и тогда мы решили начать все с самого начала где-нибудь в другом месте, где нас не будут мучить воспоминания.
Она вздохнула и огляделась, а я подумала, каким, наверное, убогим ей кажется ее дом со всем его содержимым по сравнению с просторным дворцом, в котором ей пришлось прежде жить.
Однако Каролин недолго печалилась. Вскоре она с улыбкой сказала мне:
– Никогда не забывай, Анна, счастье не в красивых платьях и больших домах. Самое главное, чтобы рядом с тобой был человек, которого ты любишь и который тебя любит. Только ради этого стоит жить.
Нашими покупателями были не только соседи. Мы обслуживали также старателей, охотников и торговцев, чье прошлое было покрыто для нас мраком неизвестности. То и дело к нам заявлялись люди с бегающими глазами, они ни на одно мгновение не поворачивались ни к кому спиной. Едва такой человек заходил в магазин, как папа отсылал меня наверх.
В то же лето у нас случилась настоящая перестрелка во дворе. Я как раз развешивала сушить чистое белье, когда услыхала топот копыт. Обежав дом кругом, я увидела пропыленного мужчину, привязывавшего коня к стойке. Не успел он отойти на пару шагов, как появился другой мужчина, тоже весь пропыленный и тоже на коне. Он соскочил на землю, не дожидаясь, когда конь остановится, и я заметила у него на груди значок шерифа.
Не догадываясь о моем присутствии, мужчины стояли друг против друга на расстоянии шести футов.
– Я все равно тебя верну, Кори, – твердо проговорил шериф. – На коне или поперек седла – для меня не имеет значения.
У Кори в глазах были страх и ярость, но рука, сжимавшая кольт, не дрожала.
– Еще чего! – крикнул он.
Они выстрелили одновременно, и, когда дым рассеялся, Кори лежал на земле. В глазах у него застыло удивленное выражение, а на груди с левой стороны расплывалось красное пятно. Я в первый раз видела мертвого человека, и, когда побежала в дом мимо шерифа, меня вдруг затошнило.
Чуть позже я узнала, что мертвый Кори успел хладнокровно застрелить трех мужчин и одну молоденькую девушку после того, как убежал из тюрьмы.
К счастью, обыкновенно наши дни были куда тише и спокойнее.
Когда мне исполнилось пятнадцать. Джошуа и Орин уже откровенно ухаживали за мной. Наверное, мне бы это льстило, если бы я не была единственной белой девушкой подходящего возраста на сотню миль кругом. Миссис Берлин и моя мама очень подружились и не скрывали, что были бы рады, если бы я выбрала одного из братьев. Мне кажется, мои родители, особенно папа, предпочитали Джошуа, так как он был старше Орина и гораздо рассудительнее. А я предпочитала Орина. У него была сияющая улыбка и отлично подвешенный язык. Вечерами, когда мы, держась за руки, сидели на крылечке, он говорил мне, что я прекраснее всех цветов на земле, и иногда шептал на ухо стихи, своим дыханием щекоча мне шею.