Безрассудное сердце

На четвертый день утром, распрощавшись с команчами, он поскакал дальше на запад через прерии Техаса.

Еще через три недели он был на границе Аризоны.

ГЛАВА 23

У меня родился мальчик. Двадцать девятого октября я произвела на свет здорового и сильного малыша с красным личиком, который в мгновение ока заорал что было силы, не хуже любого индейского воина, ступившего на тропу войны. Когда доктор Митчелл торжественно вручил мне его, у меня из глаз хлынули слезы радости. Мой малыш был прекрасен от самой черноволосой макушки до своих крошечных пяточек.

Доктор Митчелл с самым серьезным видом и довольно долго мыл руки в раковине возле моей постели.

– Вам ни за что не удастся выдать его за белого, – как бы невзначай заметил он. – Вы это понимаете?

– А зачем мне его за кого-то выдавать? – ответила я. – Мне нечего стыдиться.

– А Джошуа? – спросил доктор, с озабоченным видом закрывая баул и снимая халат. – Хотите, чтобы я ему сказал?

– Вы мне поможете, Эд?

– Ну конечно же, дорогая. Зовите меня в случае чего, – предложил он. – Что бы вам ни понадобилось. В любое время.

И, еще раз взглянув на моего сына, он ушел.

Увы, от его слов моя радость померкла. Я лучше всех знала, как разозлится Джош, когда узнает, что не он отец ребенка. Но что он может сделать? Покричит-покричит и перестанет. Придется ему принять моего малыша. У нас с Джошем еще будут дети, сколько он пожелает, но я знала с самого первого мгновения, что этот младенец, отца которого я любила больше всех на свете, займет особое место в моем сердце.

От родов я очень устала, хотя они дались мне не так тяжело, как первые, и уже засыпала, когда услыхала в холле шаги Джоша. Не предполагая ничего плохого, я все же покрепче прижала к себе малютку.

Джош в два шага оказался возле моей постели, и его глаза сверкали, как льдинки, когда он посмотрел на нас.

– Ты спала со своим краснокожим, когда ходила к нему в тюрьму! – набросился он на меня. – Грязная шлюха! Валялась на полу, как мерзкая скво!

Меня покоробили его презрительный взгляд и его ругань, но я подняла повыше голову и постаралась, чтобы мой голос звучал ровно, как всегда:

– Ты прав, Джош, как мерзкая скво.

С горящими глазами мой муж наклонился надо мной. Его лицо было всего в нескольких дюймах.

– Послушай, что я тебе скажу, Анна Бердин. Ты больше не скво. Ты – моя жена. И я не намерен кормить такого краснокожего ублюдка и вообще терпеть его в моем доме. Еще не хватало!

– Джошуа…

– Заткнись, потаскушка! Я отправил Гопкинса в резервацию к апачам, чтобы он поискал там скво для твоего детеныша. Как только он вернется, ты с ним расстанешься, чтобы его духу тут не было. Скажем всем, что он умер. С доктором Митчеллом я уже договорился.

– Ты шутишь!

– Ничего подобного, – холодно проговорил Джошуа.

Несколько мгновений я смотрела на него, не веря собственным ушам. Неужели этого человека я когда-то любила или воображала, что люблю?

– Пожалуйста, Джошуа, не делай это – попросила я. – Пожалуйста! Я не переживу, если потеряю еще одного ребенка.

– Перестань ныть! – отрезал он. – Думаешь, мне очень хочется, чтобы люди шушукались за моей спиной о тебе и о твоем краснокожем? Думаешь, мне очень хочется, чтобы все узнали, как ты спала с ним вплоть до нашей свадьбы?

– Джош, пожалуйста, оставь мне ребенка. Я всю жизнь буду на тебя молиться.

Джош буравил меня взглядом.

– Замолчи, Анна, или я заберу у тебя ублюдка и утоплю его.

Он не пугал меня, и мы оба это знали. Еще я понимала, что никакие мои слова не изменят его решение.

Изо всех сил удерживая слезы, я спросила:

– Когда приедет Гопкинс?

– Завтра рано утром, – ответил Джош, уже направившись к двери. – И не беспокойся. Я все сделаю, чтобы у тебя были еще дети. С правильным цветом кожи.

Я долго лежала, уставившись в потолок, после того как Джош захлопнул за собой дверь, вновь и вновь вспоминая его обещание сделать мне ребенка с «правильным цветом кожи», и, холодея от одной этой мысли, думала о своем сыне, который вырастет среди чужих людей в резервации апачей. Кровь стыла у меня в жилах, стоило мне только представить, как я расстаюсь с моим малышом.

Ребенок пошевелился у меня в руках. Мой ребенок. Мой и Тени. Я не могла позволить ему расти в резервации. Сын Тени должен жить там, где люди свободны и где воины живут и умирают, как жили и умирали их деды и отцы. Мне хотелось, чтобы сын Тени познал радость от первого добытого собственными руками бизона. Мне хотелось, чтобы он увидел прерию в цвету, когда весь мир кажется обновленным и юным. Мне хотелось, чтобы он услышал тишину летней ночи в горах.