Безрассудный (ЛП)

Я проснулся, чувствуя себя намного лучше, чем должен. Мне было интересно, считаюсь ли я немного садистом, раз мне нравится причинять Кире боль. Хотя ни о какой боли речь не шла, она просто ревновала. Не хотела делить меня с сестрой. Если бы я не находил всё это чертовски увлекательным, то вполне бы мог обидеться. Кира сделала свой выбор, и то, чем занимаюсь я, не должно ее волновать. Но я дал слово, а я свое слово всегда держу.

После нескольких отжиманий и приседаний я оделся и спустился вниз за кофе. Кира, должно быть, караулила меня, так как спустилась сразу через пару минут после. Меня не удивило, что она уже не спит. Мысли об Анне, прокрадывающейся в мою комнату, вероятно, всю ночь не давал Кире покоя. Выглядела она немного потрепанной, с заспанными глазами и ураганом на голове. Но даже при таком раскладе ее сестра проигрывала ей в своей напомаженной идеальности.

- Утречко! Как спалось? - я мило улыбнулся, наливая воду в кофейник.

- Отлично. А тебе? — ответила она без каких-либо эмоций.

Закончив с кофейником, я повернулся и прислонился к стойке. Все нормально, Кира, продолжай врать. Я же вижу, что спалось тебе дерьмово.

- Спал как младенец.

Я еле сдержал смешок, когда Кира выдавила из себя натянутую улыбку, присаживаясь за стол в ожидании кофе. Она такая милая, когда злится.

- Интересная у тебя сестра, - сказал я, намеренно вкладывая в свою фразу некоторую двусмысленность.

Кира нахмурилась, пытаясь понять, что я имею в виду. Когда она, наконец, ответила, ее щеки порозовели от смущения.

- Да… Она у меня такая.

Меня позабавило то, что Киры тоже ответила так неоднозначно. Думаю, никто из нас не собирался вдаваться в подробности.

Когда кофе был готов, я поставил чашки на стол и откинулся на стуле довольный и беззаботный. Кира же, наоборот, сидела, склонившись над чашкой, будто ей было холодно, и это был единственный источник тепла во всем доме. Но я знал, что ее беспокоил далеко не холод, и осознание этого делало мою ухмылку еще шире. Ревность та еще сука, не так ли, Кира?

Выпив свой кофе, я оставил ее одну на кухне. Думаю, будет лучше, если мы не будем плотно общаться. Если мы не будем слишком многое рассказывать друг другу, я смогу и дальше заставлять ее ревновать. Не знаю, зачем мне все это… Это месть? Или я хочу доказать собственную теорию? Уверен, что это не волновало бы Киру так сильно, будь она равнодушна ко мне. Она, конечно, сказала, что ничего не чувствует, но ей пришлось. Ой, да ладно.

Основательная пробежка должна была помочь очистить голову, но куда бы я не сбегал, что-то всегда напоминало мне о Кире. Заставить ее ревновать было отличным способом облегчить свою боль, но не более того.

Когда я вернулся домой, Анны и Киры не было, а Денни смотрел телевизор. Он казался мне таким счастливым, сидя в моем любимом кресле, смотря мой телевизор, думая о моей любимой девушке. На мгновение я возненавидел его за это счастье, но потом вспомнил, что я сотворил с ним, и вся моя ненависть исчезла. Денни не был плохим парнем. Скорее даже наоборот. Он был реально хорошим. Заметив меня, он повернулся в мою сторону и с ухмылкой спросил:

- Знаю, ты не большой любитель, но, может, посмотришь со мной матч?

Я взглянул на экран и улыбнулся. Хоккей. Денни любил спорт и часто смотрел разные матчи, когда мы жили вместе. Он даже пытался привить мне любовь к спорту, но после того как отец осадил меня однажды, когда я попытался заговорить с ним о какой-то игре, у меня выработалась к ним стойкая неприязнь, так что я нарочно не обращал на все это внимания. После этих воспоминаний у меня пропало всякое желание общаться, и я вежливо покачал головой:

- Нет, спасибо.

Денни посмеялся над моим ответом, будто и не был особо удивлен.

Приняв душ, я почти целый день провел в комнате, сочиняя тексты, которым не суждено было стать песнями. Процесс написания стихов помогал мне отвлечься, я словно освобождался от всего, что тяготило меня, оставляя свои проблемы на бумаге. Я могу писать о том, как я одинок, каким никчемным я себя чувствовал, как много Кира значила для меня, и никто этого не увидит. Это был способ высказаться о своих проблемах, филигранно скрывая их от внешнего мира. И в то же время, пряча то, в чем я был действительно хорош. К сожалению.

Анна с Кирой вернулись ближе к вечеру. Хотя в тот момент я наигрывал на гитаре новую мелодию, я услышал, как хлопнула входная дверь. Мой слух словно автоматически настраивался, когда Кира оказывалась рядом, стараясь уловить каждое ее движение, слово, смешок, каждый вдох и выдох. Я жил с постоянным ощущением ее присутствия в моей голове, и это было лучше, чем ничего.