Безродыш. Предземье

Вторая же странность, что я подметил сегодня — в посёлке нет людей среднего возраста. Либо дети и подростки, либо взрослые мужчины и женщины, выглядящие на двадцать пять, тридцать лет, либо старики разной степени дряхлости. Довольно приличная возрастная группа отсутствует полностью. Возможно, это как-то связано с поднятой в разговоре Кита и Веи темой старости, где я мало, что понял. Да и третья, самая серьёзная странность этого вечера тоже, весьма вероятно, касается той же проблемы.

Когда над головой девушки вспыхнули светящиеся числа, я не поверил своим глазам. Вернее, глазам Кита, через которые я отныне смотрю на мир вместе с ним. Картинка явно не плод воображения. Она вызвана неким внешним воздействием, а так как я его не почувствовал, значит задействован какой-то неизвестный мне вид энергии. Не электричество — этот свет существовал лишь в голове носителя — и не привычная протоэнергия, на которую завязан весь прогресс человечества вне этой странной планеты. Очередная аномалия, с которой мне предстоит разобраться.

Впрочем, свободного времени, которое можно потратить на обдумывание местных загадок, у меня теперь сколько хочешь. Удобство моего подвешенного состояния — мне больше не нужен сон. Пока носитель спит, мой разум активен, а размышлять и одновременно чертить основы силового каркаса из капель протоэнергии мне ничего не мешает. Отдыхай, Кит. У тебя был тяжёлый день. Я же пока проведу время с пользой. Твоё тело когда-нибудь станет моим, и к тому моменту оно должно хоть немного соответствовать своему новому хозяину.

Глава четвёртая — Беда

— Говоришь, плыл за тобой по болоту? По трясине полз?

Старый Такер задумчиво почесал спутанную седую бороду. Одинокий дед, как и ещё несколько стариков, не имевших прямой родни, составлял нам с другими сиротами компанию в нашей каждодневной работе по разбору и сортировке растений, принесённых бригадами сборщиков. На пустом участке между частоколом и нашей землянкой среди кип различных трав на невысоких скамьях сидели стареющие, занятые непосредственно перебором, а малышня сновала вокруг, поднося новые пуки взамен отработанных, набивая мешки тем, что не требовалось сушить и, наоборот, развешивая на верёвки, натянутые в несколько рядов между вбитыми в землю жердями, то, что имеет ценность и скотине на корм не пойдёт.

— Ещё как полз. Там, где я чуть сам не увяз, пробирался. Только в открытой топи и отстал. Не полез уже.

Я, как старший, не особо суетился с мешкам и травами. Моё дело присматривать, чтобы никто из мелюзги не отлынивал и на просьбы стариков реагировать быстро. Потому и могу поболтать с дедом-Такером. Он у нас языки почесать всегда за, а меня так и распирает всего от несправедливости, что в обед упадёт плетьми на мою бедную спину. И не то, чтобы через старого охотника думаю повлиять на решение Хвана — Такер незнамо за что нелюб нашему старосте, и это у них взаимно — а просто обиду свою выплеснуть надо.

— Тогда это точно не тот котейка, что они притащили. Такой молодой даже в чистую речку трижды подумает прежде, чем лезть. Не любят они мокнуть, пачкаться.

— Так и я про то. Зачем мне брехать? Здоровенный то муфр был. Старый зверь.

— Ой, гляди. Вирриса цвет, — отвлёкся от разговора продолжавший разбирать пук растений старик. — И кто его в общую кучу кинул? Совсем безглазые. Тьфу!

И действительно, среди вороха стеблей олемы, только на корм и пригодной, выглядывает жёлтый цветок. Промах сборщика на лицо. Это ценный трофей, какие обычно в отдельный туесок складывают. За фунт таких в граде пол серебрушки дают. Востребованный ингредиент многих зелий, оттого виррис варщики в сезон и скупают всюду. Как так можно лопухнуться было? Работнички, блин!

— Я значит, предупредил, для общины благое дело свершил, и меня же теперь плетьми.

Виррис виррисом, а заботит меня сейчас совершенно другое. Став подростком, могу теперь, как и Вея, податься в сборщики. Там, в отличие от моего нынешнего детского дела, за хорошую работу и наградить могут — лишний кусок мяса выдать или медяк-другой даже, если какой особо ценной травки отыскать выйдет. Но я пока здесь с малышнёй при стариках ещё покручусь немного. В ватагу к кому-нибудь хотел попроситься. Вот только после сегодняшней порки меня едва ли кто сразу возьмёт. Придётся, пока подзабудется, подождать. Охотник, который со страху зверю года накидывает, для ватаги — позор. Даже, если это всего лишь подспорник, а не настоящий охотник. Вот ведь подставился я с этим муфром!

— Н-да… — промычал старый Такер. — Не по совести с тобой Хван. Хотя, чего с него взять? Не охотник он. Мало что понимает в этом. А вот Лодмур, другое дело — тот знает прекрасно, что младый котейка в топь не ходок. Видать, просто не поверил тебе. Решил, что про болото, куда за тобой муфр полез, ты всё выдумал. От страха, мол, сам в трясину рванул, а кот так на берегу и остался. В зверях и в повадках их разбирается, а вот в людях не очень. Но тут уже не переубедить. Я к ним с этим, уж извини, не пойду.

— Та я понимаю всё, деда, — вздохнул я. — Обидно просто.