И что же она делает? Она, как последняя дурочка, старается под стать одному из самых богатых толстосумов, в чьем мире ей никогда не будет места. Зачем ей это? Почему она так хочет измениться? Почему может за одно мгновение забыть былые обиды надменных людей, купаясь в ласке одного из них?
Ответ был прост и банален. Она любила Мануэля. Любила так, как ещё никого не любила прежде. Он стал дня нее дороже всего на свете: дороже смутных воспоминаний о матери, дороже своих закоренелых принципов и жгучих обид, он был ее истинным счастьем, которого она никогда не знала.
Не говоря ни слова, Шеннон вернулась на верхний ярус и, сжав поручни в своих ладонях, отстранено посмотрела на безмятежную гладь бескрайнего моря. Мануэль продолжал сидеть в своем кресле, лишь изредка поглядывая на ее струящиеся по ветру волосы.
– Почему ты другой? – Наконец, тихо произнесла она. – Не такой, как они?
Темноволосый мужчина лениво поднялся с места, и, облокотившись локтями о поручни, встал по правую сторону от нее.
– А какие они? – Заинтересованно спросил он.
– Стадо бесчувственных олухов, безалаберно прозябающие деньги своих богатых папочек. – Послышался грубый ответ, в котором чувствовалась настоящая горечь большой обиды.
В связи с открывшейся правдой Мануэль вполне понимал ее чувства, но все же и противостоять себе подобным тоже не мог.
– Они просто молодые. – Со вздохом сказал он. – Если бы ты выросла здесь, то восприняла б их общество несколько иначе.
– Я не такая, как они. – Резко бросила Шеннон. – Развлекаться со сворой богатеньких сынков не мое пристрастие.
– Да, ну? – Насмешливо проронил мужчина. – А с кем бы ты хотела развлекаться? С грязными, воняющими бомжами, живущими под мостами? И много у тебя таких замечательных друзей?
Взгляд Шеннон заметно погрустнел. В его тоне отчетливо слышалось осуждение, которое как натянутый бич хлестало по и без того расшатанным нервам.
– По-крайней мере, они лучше, чем эти лицемеры. – Выпалила она. – Бедность предает людям простоту общения, заставляет сострадать ближним, делает тебя более человечным. А богатые… им этого не понять.
Отметив, что Шеннон не внесла его в число законченных лицемеров, Мануэль просмотрел на нее долгим взглядом, в котором читался открытый интерес к ее внутреннему миру. К тому, что было для нее родным и привычным.
– Ты такая же, как они. – Наконец, после длительной паузы тихо изрек он.
Шеннон не поверила своим ушам. Резко повернувшись к нему, она пыталась прочесть по его лицу, почему он так про нее подумал?
Однако ответ прогремел незамедлительно:
– Ты бы не стала обворовывать фешенебельные особняки богатых владельцев с целью заполучить их бриллианты, не желая стать такой же, как и они; влиться в ненавистное тебе общество; стать одной из таких же порочных лицемеров.
Его слова резали слух, но все же… это была настоящая правда. Она знала это. Знала с самого начала, но так и не найдя в себе силы открыто признаться в этом даже перед самой собой, с болью зажмурила глаза и, отрицательно качая головой, пыталась с яростью оттолкнуть от себя столь невыносимую истину.
– Это не так. – Чуть ли не со слезами выдавила она. – Я не такая… Я не хотела…
С холодным спокойствием выслушав ее душераздирающий тон, Мануэль снисходительно предположил:
– Хорошо, возможно, это и не ты. Возможно, это была другая Шеннон. Та Шеннон, которая тянется к богатству и элитному стилю жизни, не желая и дальше прозябать в грязных трущобах Чикаго.
Вновь яростно замотав головой, девушка сжала ладони в кулаки.
– Нет. Нет. Нет. Нет! Та Шеннон…
Слова застряли в перчащем горле. Как бы ей хотелось высказать ему все. Вылить всю свою обиду, накопленную за долгие годы угнетающего одиночества. Но она не могла. Это ее тайна. Ее и больше ничья.
– Та Шеннон, – спустя минуту, более спокойней отозвалась она, – всего лишь полная неудачница, которая готова ныть и жалеть себя по каждому удобному поводу. В том мире, где я живу – для нее нет места. Даже самые крохотные слабости разрушают оболочку неприступного отверженца, постепенно превращая его в жалкое отребье, над которым издеваются более сильные обитатели трущоб. Я не могла стать такой… Но и не хотела навеки пропадать с уличными бандитами, рискуя однажды не проснуться на рассвете. Я устала быть сильной. Устала всегда быть настороже. Устала от всего…
– Значит, все-таки та, другая Шеннон взяла над тобой верх? – Продолжал допытываться Мануэль.
Ему отчаянно хотелось, чтобы она заговорила с ним. Излила душу, но добиться подобного обычными утешительными словами от нее было бы невозможно. Поэтому, приняв более жесткий метод, он позабыл о былой мягкости.
Сокрушенно опустив голову, девушка сделала глубокий вздох.
– И к чему это привело? – Прискорбно усмехнулась она. – Теперь я вынуждена сменить общество жадных воров и нищих попрошаек на более грубую аудиторию бывших преступников. Да, обнадеживающие перспективы, ничего не скажешь.