– Хорошо. Тогда давай рассмотрим план «Б».
– План «Б»? – Выгнув правую бровь, заинтригованно переспросила девушка. – И в чем же он заключается?
Смело взглянув в ее лицо, Мануэль четко выговорил:
– В том, чтобы объяснить Леонардо Пасквитти твое материальное положение и надавить на его жалость.
Едва не поперхнувшись выпитым вином, девушка громко закашлялась.
Нет, он что – издевается? Она же попросила прекратить эту тему! Однако тут же сообразив, что ее отец и синьор Пасквитти для Мануэля – это два абсолютно разных человека, все же покорно опустила голову и глубоко вздохнула.
И почему ее раньше не предупредили, что сегодняшний вечер в этой стране посвящен ненавистным отцам?
– У Леонардо Пасквитти нет жалости. – Едва сдерживая нотки праведного гнева, тихо выпалила она. – Я проработала у него целый день и поверь, знаю, о чем говорю.
– Да, неужели? – Казалось, искренне удивился собеседник. – Это странно, потому что за те долгие годы, что мы с ним знакомы, он показался мне вполне дружелюбным и понимающим человеком.
– Вот именно, тебе «показалось». – Все ещё не решаясь поднять голову, чтобы Мануэль не заметил полыхающего яростного пламени в потемневших глазах, сквозь зубы прошипела она.
– Не думаю. – Спокойно подложил брюнет. – Леонардо Пасквитти всегда отличался своим чувством справедливости и чести. Недаром он столько лет провел в сенате.
Не сдержавшись от изумления, глаза брюнетки слегка расширились и недоуменно уставились на спокойное лицо собеседника.
– В сенате?
– Да, – вполне серьезно подтвердил мужчина, – он проработал около восьми лет в верхней законодательной палате парламента Италии, занимая должность бывшего губернатора Искьи.
Теперь настала очередь удивления Шеннон.
– Да, неужели? – Повторила она с саркастичным смешком прошлую реплику Мануэля. – Ну надо же, какой мужчина! Прямо образец порядочности и добросовестности. Он, наверное, помог многим людям своей страны?
В ее голосе отчетливо проскальзывали насмешливые нотки, тесно переплетающиеся с новой волной нарастающего гнева и обиды.
– Совершенно верно. – Со вздохом подтвердил брюнет, прекрасно понимающий, о чем она сейчас думает.
А думать действительно было о чем.
Узнав, что ее отец некогда занимал такую высокую должность, узнав, что он помогал сотням незнакомых людей, уделяя им свое драгоценное время и внимание, ее голову занимал лишь один-единственный вопрос – почему же он не помог им с матерью? Чем они хуже других? Почему он забыл о них? Почему, черт возьми, он так ни разу и не ответил ни на одно из писем Софии и не прислал им хотя бы один ничтожный цент на пропитание? Почему? Почему? Почему?!
Обуреваемая слепой яростью, Шеннон со всей силы сжала ладони в кулаки.
«Ненавижу!« – это было одним-единственным словом, воспринимающее ее рассудком.
А потом пришли слезы. Горькие, безутешные слезы.
Ненавидя себя за значительно увлажнившиеся глаза, брюнетка поспешно встала с дивана и отошла на пару шагов вглубь комнаты. Она не хотела, чтобы Мануэль заметил ее состояние. Да и что она могла ему объяснить? Что так сильно распереживалась и теперь корит себя за попытку обворовать бывшего члена сената? Это была бы глупая ложь. Да и ее язык никогда бы не повернулся, чтобы это произнести.
Нет. Она совсем не жалела того, что сделала. Не жалеет и сейчас, даже не смотря на то, что теперь ей до конца жизни предстоит просидеть в грязной, вонючей камере.
Ну подумаешь тюрьма?! Благодаря папочке, ее жизнь никогда не была простой и сладкой. Она выстоит и в этот раз. Она не сломается. А когда она вновь окажется на свободе, то с удовольствием плюнет в сторону могучего Леонардо Пасквитти ещё раз – пусть даже для нее он и окажется последним.
Мануэль продолжал неподвижно сидеть на своем диване, молчаливо наблюдая за вздрагивающими плечами темноволосой женщины. Ненавидя себя за свой язык, который в конец испортил их сегодняшний вечер, мужчина поставил хрустальный фужер на угол столика и встал на ноги. Медленно приблизившись к Шеннон, он ласково обнял ее за плечи, притягивая напряженно подергивающуюся спину к своей груди.
– Я просто хотел сказать, что Леонардо Пасквитти может помочь нам. – Намеренно сделав ударение на последнем слове, словно в оправдание за выбранную тему произнес он. – Если бы ты знала его чуть больше, то, несомненно, увидела за напускной хмуростью характера так же очень доброе и отзывчивое сердце.
Стряхнув крупицы набежавших слез, девушка упорно покачала головой.
– Нет в нем сердца. – Тихо проговорила она, не сдержав тихий всхлип. – Ты не знаешь его. Он… он очень холодный человек. Бесчувственный…
Протяжно вздохнув от ее упрямого взгляда на вещи, мужчина медленно развернул девушку к себе лицом.
– Ну с чего ты это взяла? – Как можно мягче спросил он, приподнимая ее подбородок.
Стоило ему лишь увидеть тень непередаваемой грусти на несчастном лице, как у него тут же защемило сердце. Как же ему хотелось вновь услышать ее счастливый, беззаботный смех, который словно музыка парил из комнаты в комнату, украшая на своем пути все вокруг.