Безудержная страсть

– Я могу поделиться с тобой. Хочешь половину?

Увидев, как Шеннон на полном серьезе разламывает вилкой бисквитное сердечко пополам, Микелина недоуменно затрясла головой.

– Конечно же… нет! – Укоризненно проронила она и словно, чтобы подчеркнуть свой решительный ответ, девушка как можно дальше отодвинулась от стола, вжавшись спиной в мягкую спинку дивана. – Я вообще не понимаю, как ты можешь это есть?!

– А что такого? – Непонимающе спросила ее собеседница. – По-моему, это очень вкусно.

– Это очень калорийно! – Скривившись, будто от боли, выдавила Мике.

Безразлично пожав плечами, брюнетка продолжила свою трапезу.

– Была бы моя воля, я бы каждый день на завтрак ела подобные лакомства.

Усмехнувшись услышанному, Мике приподняла руку, взглянув на свои изящные часы с фигурным золотым ремешком.

– Во-первых, сейчас поздний полдник, а во-вторых, – она томно вздохнула, впервые посмотрев на лежащее неподалеку пирожное с легкой долей грусти, – везет же некоторым. Могут есть как… – Резко вспомнив об их короткой перебранке в машине, Мике вовремя прикусила язык. – В общем, не каждому дано есть кондитерские изделия килограммами, и при этом оставаться с идеальной фигурой.

Шеннон усмехнулась, пропустив мимо ушей комплимент относительно своей фигуры.

– Поверь, я не так часто ем подобное, как тебе кажется.

Заинтриговавшись, Мике пригубила свой ароматно пахнущий чай и, не став спорить, словно невзначай повторила ранее услышанные слова:

– Ты сказала: «была бы моя воля». А что, в твоей семье кто-то против подачи сладких пирожных на завтрак?

– Мой папочка. – Сымитировав капризное выражение лица, Шеннон решила быть максимально честной, пока это возможно. – Он с детства не позволял мне подобную роскошь.

Не совсем поняв, что общего между обычным десертом и роскошью, Мике изумленно изогнула брови.

А может, родители Шеннон священнослужители, которым не принято есть сладкое? Это могло объяснить и многое другое, как например, столь явную стеснительность Шеннон в джакузи или неведенье относительно Маурисио.

Мике, конечно, мало что знала об образе жизни подобных людей, но даже она сомневалась на данный счет.

– А твой отец… откуда он?

Прожевывая каждый кусочек сладостного десерта с особой тщательностью, словно ест зажаренное мясо, а не воздушно-кремовую массу, Шеннон старалась сохранить на лице беспечную улыбку. Их разговор заходил совершенно не в то русло, по которому ей хотелось бы продолжать плыть, поэтому набрав на вилку тройную порцию таящего на языке лакомства, девушка хотела как можно скорее закончить их совместную трапезу.

– Он итальянец. – Вновь не став лгать, искренне признала она.

Пытаясь вспомнить кого-нибудь столь строгого уклада жизни, Мике призадумалась.

– Он священник?

Поперхнувшись от неудержимого смешка, Шеннон отрицательно покачала головой.

– Что ты, ему до святого, как мне до балерины.

– А как его фамилия? Ты, как я понимаю, носишь фамилию матери, так как она совершенно не здешнего происхождения, но твой отец…

Громко закашлявшись, Шеннон резко поднялась из-за стола. Наспех промокнув губы широкой салфеткой, она взяла в руки свой бумажный пакет, в котором лежала ее прошлая одежда и решительно произнесла:

– Я подожду тебя снаружи. Мне что-то просто катастрофически стало не хватать свежего воздуха.

Выбежав из маленького кафе, Шеннон лихорадочно растерла ладонями не в меру озябшую кожу рук. И как же так получилось, что за все двадцать три года ее бродяжной жизни ее ни разу не спрашивали об отце, благополучно заставляя забыть об этом подонке. Все было просто и честно: никому не было дела до твоего прошлого, пока ты отвечал требованиям окружающего тебя общества. Однако, стоило ей только вступить в мир модных платьев и бриллиантовых аксессуаров, в мир полный интрижек и обоюдной лжи, как за последние две недели Леонардо Пасквитти встречался почти в каждой теме любого разговаривавшего с ней человека. Нервно прогуливаясь вокруг небольшой клумбы цветов, Шеннон не заметила, как к ней подошли сзади.

– Простите, синьорина. – Послышался мужской голос со спины.

Непонимающе обернувшись, Шеннон, казалось, впервые в жизни готова была лишиться чувств в самый неподходящий для этого момент.

Рядом с ней стоял мужчина, одетый в служебную форму властителей закона. Но что хуже того – в его руке лежал откопированный на широкий лист снимок молодой девушки с достаточно крупными буквами под ним: «Шеннон Пэкстоун».

Внимательно посмотрев на побелевшее лицо окликнутой женщины, затем на снимок у себя в руке, патрульный неуверенно произнес:

– Синьорина Пэкстоун?

Потеряв дар речи, Шеннон впервые не знала, как поступить. Обычно при виде служителей порядка ее пятки сверкали со скоростью света, но сейчас, стоя в узком коротком платье на высоких каблуках, она сомневалась в том, что ей вообще удастся сделать хоть один поспешный шаг в сторону.

– Я… я… не…