Безумен род людской

Я повернулся, но меня снова остановили. 

— Мы приближённые его милости! — раздался голос. Мы входим в дом его милости, когда хотим, где хотим и через те ворота, которые захотим. 

Это был Алан Раст, он схватил меня за руку и развернул обратно к внушительной арке.

— Ты хочешь... — начал мрачный стражник.

— Доложить его милости о твоём нахальстве? — закончил предложение Раст. — Как тебя зовут, приятель? — Оба стражника выглядели смущёнными. — Нас вызвали, приятель, — сказал Раст человеку, который меня развернул, — нас вызвал его милость, и он не слишком обрадуется, когда услышит, что вы нас задержали. Ворота, будьте добры! Он указал на маленькую калитку в одной из двух массивных створок. — Живей, приятель! Живей!

Он воспользовался своим голосом короля-тирана, и мрачный страж поспешил открыть калитку и не стал спорить.

— Проходите, господин Дудка, — приказал мне Раст.

Я ступил в освещённый солнцем внутренний двор. Алан Раст шёл следом и предоставил стражнику возможность закрыть за ним калитку. Он улыбался.

— Вот это — вход, — сказал он. — Пользоваться входом для прислуги на Уотер-лейн, ещё чего! За кого он нас принимает? За судомоек его милости? Куда, чёрт возьми, нам теперь идти?

Я видел только один вход в особняк со двора и указал на него.

— Туда, мне кажется.

— Мне тоже. — Он пошёл через вымощенный камнем двор. — Солнце! Я уже позабыл, как оно выглядит. Солнечный свет, и никакого дождя!

— Никакого дождя! — радостно согласился я. 

Лето и осень выдались прохладными и сырыми, а значит, урожай снова будет скудным. Народ голодал, я слышал на улицах болтовню про погромы богатых домов. Цены росли, ходили слухи, что в Лондоне войска уже безжалостно подавили бунт, а вожаков повесили без лишних слов. Однако театры всё ещё наполнялись.

К внушительному арочному проёму вёл короткий лестничный пролёт в несколько каменных ступеней. Алан Раст постучал в запертую дверь кулаком, потом окинул меня взглядом.

— Вижу, ты приоделся по случаю, Ричард.

— Надеюсь, прилично, — уклончиво ответил я.

— Прилично! — в его голосе звучала насмешка. — Дай бог нам всем такой обходительности. Да где эти чёртовы люди? — Он снова заколотил в дверь, и опять без ответа. — Ты, должно быть, счастлив играть Фрэнсиса Дудку?

— Очень.

— Это хорошая роль, — сказал он с энтузиазмом.

— Брат говорил мне, что он любовник, да? — задал я вопрос с надеждой, что он побольше расскажет мне о персонаже.

— Дудка — любовник, конечно, — серьёзно сказал Раст, — и если бы  пьеса была не комедией, можно было бы даже назвать его трагическим любовником.

— Трагическим?

Я был заинтригован.

Раст заколотил в плотно закрытую дверь. 

— Все спят что ли?

И тут мы услышали, как открывают засов. Дверь отворилась, выглянула встревоженная женщина.

— Господа?

— Нас вызвали в большой зал, — важно объявил Раст.

— Да, милорд, — ответила женщина, открывая двери пошире. 

Она была немолода, а в руке держала берёзовый веник. При виде моей одежды она подпрыгнула в реверансе.

— А где большой зал, дорогуша? — поинтересовался Раст, проходя через длинный коридор, выложенный каменной плиткой и увешанный гобеленами.

— Прямо, милорд, — женщина указала на широкий коридор. — Вон туда.

— Мы навечно останемся у тебя в долгу, — сказал Раст и повёл меня по коридору, который заканчивался у большой двойной двери. Он распахнул обе створки и резко остановился. — Боже, — сказал он после долгой паузы. — О боже! — Мы добрались до большого зала, очевидно, первыми из труппы. — О боже! — повторил Раст.

Зал был огромным, сумрачным и грандиозным. Элегантно вырезанные дубовые балки поддерживали высокую крышу, каждая украшена белыми резными розами, обрамленными сусальным золотом. Стены обшиты панелями и завешены великолепными гобеленами со сценами охоты, а между гобеленами висели древние мечи, копья и секиры, создавая узоры.

Мы прошли с длинной стороны зала. Напротив зиял очаг, его края и каминная полка выполнены из резного белого мрамора, окружающего почерневшее от огня пространство, в котором можно зажарить и быка. Огонь не горел, в камине были только две огромные железные подставки для дров в огромной куче золы. В центре зала стоял длинный стол в окружении стульев с высокими спинками. Я их пересчитал: тридцать шесть; слева от нас находилась галерея для менестрелей, пара дверей под ней вела в остальную часть особняка. На противоположном конце зала, смотрящем на юг, виднелось большое окно, выступающее из стены, к нему вела пара резных деревянных ступеней.

— Чтобы смотреть на реку, — сказал Раст. Там было мягкое сиденье в широком эркере, единственное окно в похожем на пещеру зале. — Только одно окно? — удивился Раст. — Подумать только, сколько приходится тратить на свечи! — Он подошёл к тёмному пространству под галереей менестрелей, чтобы оценить длину зала. — Да будет свет! — громко сказал он и хмыкнул. — Здесь эхо. Но когда зал наполнится свадебными гостями, будет не так плохо. Ты когда-нибудь играл в свадебной пьесе?

— Нет.

— Я это ненавижу, — проворчал он, — терпеть не могу.

— Почему?