Безумец и его сыновья

Зимою два слепца застучали в ворота Алешкиного дома. Били по воротам слепцы клюками:

— Подайте людям замерзшим, слепеньким да бедненьким.

Переговаривались, закатив невидящие глаза к небу:

— Чуем, спускается кто-то с крыльца. Спешит-поспешает добрый человек с хлебцем, с копеечкой. Стучит добренькое его сердечко, готов убогим подать на здоровье!

И еще прислушались:

— Не малое ли то дитятко? Не скрипят ли по снегу шаги самого ангелочка-херувимчика?

Плут отвечал утвердительно:

— Не иначе, спешит к вам херувимчик!

И захватил с собою две сосновые чурочки:

— Вот вам хлебушко, застывший с мороза. Ничего, разгрызете, зубы-то вам Господь еще оставил!

И совал им железку:

— А это рублик вам от нас с папашею.

Пошли те несолоно хлебавши — плут же над ними хохотал:

— Как вам хлебцы? Как рублик подаренный?

Узнал про то батюшка, накинулся на сына:

— За что обидел калик? За что смеялся над перехожими?

Алешка ответил:

— Уж больно они стонали, мне спать не давали! Да и то — отчего по моим воротам стучали клюками? Отчего на мой двор заходили убогие? Может, еще и в мою избу впустить оборванных? Уложить на полати? И то, батюшка, не много ли мошенников шляется, не многие ли убогими выставляются?

Вскричал тогда батюшка:

— В кого ты такой бессердешный, насмешливый? Благонравие должно быть в тебе! Иначе пойдешь кривой дорожкой, обрывистой тропкой… Разве благонравный отгоняет странников, смеется над убогими? Разве шастает с утра до вечера, огорчает родителей? Благонравие в тебя войти должно!

— Ах! — закричал тут сынок, хватаясь за горло.

Всполошилась матушка:

— Что с тобою, дитятко? Не поперхнулся ли? Не задавился?

— Нет! Не иначе в меня благонравие входит! Не проглотить сразу, вот я и поперхнулся! Вот теперь, чую, проскользнуло. Сидит теперь внутри меня благонравие…

И поднял ногу.

Вознегодовал отец. Объяснил ему непутевый сын:

— Благонравие-то в меня вошло, а дурости не осталось местечка. Вот она и выходит с треском!

Сокрушаясь, добавил:

— Видно, сильно дурость моя благонравию не понравилась!

Только его и видели.

10

Пришла масленница. Плут сказал:

— Хочу в город с папашею!

Охнула матушка:

— Куда тебе, малой тростиночке, в город? Затопчут тебя на ярмарке. Украдут цыгане! Потеряешься — не отыщем.

Отец же решил:

— Хватит ему бездельничать! Пусть попривыкнет к работе. Не век сидеть ему возле твоего подола.

И запрягал лошаденку.

Приехали в город, на площадь — всюду гуляла ярмарка. Отец наказал малому:

— Пока я товар раскладываю, никуда не отлучайся. Иль не слыхал, цыгане хватают малых? Иль не слыхал, как топчут детей в базарной толчее? Я же за послушание куплю тебе калач!

Не послушал сынок. Крутились неподалеку медведь с мужичком. Очертив круг по снегу, говаривал мужичок старому мишке:

— Ну-ка, Емельяныч, покажи нам, как солдатушки маршируют!

Косолапил мишка с палкой на косматом плече.

— А как девки в зеркало смотрятся?

Принимался медведь показывать девок, язык высовывая, жеманясь и прихорашиваясь.

Алешка пробрался под ногами глазеющих, прихватив с торговых рядов жгучего перца. Когда мишка на публику попятился задом, сыпанул ему незаметно под хвост. Поднялся Емельяныч на задние лапы, заревел и кинулся в толпу — сделалась великая толчея, все бросились на ряды, топча товары, смахивая лавки, — мчался медведь, опрокидывая барышень и городовых, — вмиг разбежалось гулянье.

11

Долго бродил безутешный отец, спрашивая приставов да околоточных — не видел ли кто мальчишку, шустрого и вихрастого. Перекрестясь, влезал в балаганы — не там ли он глазеет на представления. Надеялся и на каруселях сыскать сорванца. И горевал — как без сынка вернется домой, что скажет своей жене.

12

В то же самое время на другой площади зазывал, кривляясь, беспутный Алешка народ в палатку:

— Не пожалейте, господа, копеечку! Прокачу вас вокруг всего белого света!

Рядом стоял и хозяин палатки, старый цыган. Находились ротозеи — маленький плут хватал за руку любопытного, заводил в палатку, где было пусто, лишь на столе горела свечка. И обводил вокруг того стола. Посетитель оказывался на улице озадаченным. Алешка же вновь верещал, приманивая бездельников, звенели копеечки за пазухой у малого, цыган, между тем, потирал руки, время от времени принимался мальчишка напевать да приплясывать:

— Я гуляю, как мазурик,
Пропаду, как сукин сын.
Меня девки не помянут,
Бабы скажут: «Жулик был».

Зрители толпились и, дивясь на его возраст, смеялись частушкам. Так, вместе с новоявленным товарищем-цыганом дурачил он народ!

13

А когда уже выплакала все глаза матушка, и отец, готов был пойти в церковь на помин души малого — плут появился. И щеголял, в сапожках, в поддевочке, в кулаке зажимал золотой, а в карманах звенели пятаки, свисала цепочка от серебряных часов. Где пропадал, матушке с отцом про то не сказывал. Кинулась к сынку обрадованная матушка, не дала своему мужу вымолвить и слова. Лучшее тащила на стол, приготавливая ненаглядному.

А нарадовавшись, сказала: