Безумие

– Неважно, который час, если есть вино, то его надо выпить.

– Мне кажется, я уже и вкуса вина не чувствую. Всё равно что целовать красивую женщину, едва пережив страстную ночь с другой. Жалко добро переводить.

– Да ладно тебе, завтра суббота, выспишься, – курил в небо Марс, задрав голову, будто искал там тёзку.

– Чувствую, завтра буду болеть, – улыбнулся я.

– Хватит ныть, Артур. Хорошо же посидели. Тебе надо чаще практиковать, хотя бы по выходным. В субботу полезно выпить бокал хорошего вина.

– А если не с кем?

– Тогда два.

– Смогу ли я ему завтра посмотреть в глаза?

– Кому?

– Зеркалу. Вот в чём вопрос.

– Шила твоё зеркало.

– А твоё – Вика?

– Редко. Когда не в рейсе. Тебе хорошо, ты теперь вечерами дома. Кстати, что вы делаете вечерами?

– Молчим.

– Вам с женой не о чем поговорить?

– Нет, просто есть о чём полежать, – засмеялся я.

– Только не говори мне, что вы без ума друг от друга.

– Нет, без ума только я.

– Значит, медики не ошиблись, шучу. Безумие прекрасно. Это единственная форма существования, при которой можно быть счастливым всегда, остаётся только выбрать, чем наполнить содержание.

– Предлагаешь ещё по бокалу на посашок?

Марс не ответил мне, только выдохнул порцию дыма и ушёл в облако, будто я последним вопросом использовал функцию «скачать в облако».

Я тоже ушёл ненадолго в себя, в своё, в его, в наше общее: по окончании школы Артур всё ещё не знал, кем он хочет стать, в отличие от своего друга Марса, который постоянно твердил, что обязательно будет лётчиком. Когда они шли из школы, бросая вверх то портфели, то сменку, а потом ловили, если получалось поймать, либо подбирали с земли и, не отряхивая, снова запускали в космос, они жонглировали мечтами. Весенний порывистый ветер играл вместе с ними.

«Я тоже буду так летать когда-нибудь, даже выше», – кричал Марс. Он бросал слова на ветер. Тот схватывал всё на лету, будто пытался их сдержать. И сдержал. В итоге в лётную школу Артур и Марс поступили вместе, вместе влюбились в одно небо, в одну Шилу, вместе сделали ей предложение, но ответила она Артуру, а Марс довольствовался Венерой. Именно так Марс звал иногда Вику. «Я с Марса, она с Венеры».

– Садик? – спросил я, пытаясь вернуть себя обратно, и указал на детскую площадку. Мой взгляд нашёл этот объект внимания, потому что чувствовал, ещё чуть-чуть, и речь пойдёт о работе. Снова придётся говорить, за что отстранили и на сколько. Что он преподаёт в школе гражданской авиации, и хороши ли там девочки, не закрутил ли он с кем-нибудь из учениц, и почему. Артуру не хотелось говорить об этом. Сейчас, лишённый неба, он будто в ссылке, очень переживал, что не может летать на него, а Марс мог. Теперь они были в разных плоскостях, точнее сказать, Артур в плоскости, а Марс в небе. Артур ревновал небо. «Чушь какая-то», – остановил свой млечный путь мыслей я и вернулся на Землю.

– Да, для продвинутых, для детей индиго.

– Твой-то индиго?

– Само собой, как у всех.

– Значит, своего отдашь туда.

– Да, думаю, в понедельник отведу.

– В понедельник он уже сам дойдёт, – подхватил я его шутку. Губы наши, пытаясь сесть на шпагат, доверили на время сигареты зубам, те, в свою очередь, отдали их скоро в добрые руки. Хлопки смеха гулко отдавались в колодце двора. Двое мужчин затушили сигареты и, бросив их в урну, вернулись в дом.

– Я бы на твоём месте так не переживал, если ты из-за работы.

– А как бы ты переживал?

– Ну, хватит. Считай, что тебе дали отпуск и путёвку на курорт с молодыми девчонками. Пей, гуляй, веселись, тем более скоро у тебя начнётся совсем другая жизнь… совсем другая маленькая жизнь, – приобнял меня Марс, когда мы уже были в парадной.

– Ты не понимаешь.

– Артур, ты Артур или не Артур? Ну? – прихватил мои руки сзади под локти Марс. «Артур, Артур, это ты ничего не понимаешь. Я же хотел, чтобы ты всегда был с ней, а не только когда ты на работе. Мне бы такую бабу, как у тебя, я бы жил не тужил, на х… работу, небо, на х… общение, книги, жену, детей, даже кино на х…, пусть оно само смотрит нас… только я и она!»

– Да, Артур я, Артур.

– Вот и отлично, – отпустил он меня. – Давай лучше вспомним что-нибудь приятное. Помнишь наш выпускной? Мост помнишь?

– Ещё бы. Как на рассвете мы прыгали с моста, дураки. Сейчас такое никому и в голову не придёт, воды не так много теперь в реке, да и жизнь подорожала.

– Мне всегда нравился этот висячий мост, словно соединивший природу и город. Удивительное ощущение, смотреть с него на ледоход весной, будто летишь над землёй, льдины белыми облаками проносятся под ногами. Чёрт, опять я про небо. Извини, – снимал туфли в коридоре Марс.

* * *

– Не смотри так на меня, – лежала Шила, широко расправив свои крылья, брошенные на кровати хаотично. Она будто кого-то ждала.

– А что? Нельзя? – взял я её правую ногу за лодыжку и начал целовать.

– У меня на белок аллергия.

– Так пойдёт? – закрыл я глаза, губами продолжая путь.

– Что ты выделываешься, закрылся, пусти в себя человека.

– Шила, будь человеком, тогда пущу.

– Это вряд ли.

– Что ты из себя возомнила?

– Женщину.

– Мою?

– Твою, твою. Можешь открыть окно?