Безумие

— Паэдетэ вот с ним, — рукой показал на один из «уазиков», катившихся вчера вместе с нами с хребта. За рулем сидел странный человек. Я еще вчера мельком обратил на него внимание. Он был очень странным. Для данных обстоятельств. Он был единственным из всей компании (бандформирования) в… джинсах.

Ваха помахал ему рукой. Тот вылез из-за руля, подошел к нам.

— Знакомтэс, эта Прафэссор. Паэдэте с ным.

Профессор? Красивое чеченское имя.

Теперь я мог внимательнее рассмотреть его костюм. Да, он был не только в джинсах. Он был еще и в белой майке. На груди крупными синими буквами «ЛДПР», чуть ниже, шрифтом помельче: «приходи за второй», еще ниже и еще мельче: «Москва, Луков пер., 9, м. „Чистые пруды“». Поверьте, в данных обстоятельствах это было очень странно.

Но про это потом. А сейчас я просто обязан задать вопрос Вахе. Второй за все время. А он обязан мне на него ответить. Беру его под руку, отвожу в сторону.

— Ваха, спасибо за заботу, но я ничего не понял. Ты не мог бы прояснить ситуацию?

— Мы уходым, у нас дэла, а ви паэдэтэ с ным.

Пытаюсь скрыть раздражение. Получается не очень. Восток — дело тонкое. Автомат у него, а не у меня. Но все равно придется давить. Они за это уважают.

— Ваха, ничего нового ты не сказал. Я не спрашиваю, куда вы едете и какие у вас дела. Я хочу знать, куда едем мы.

Еще на языке вертелся вопрос: почему мы едем с одним этим либерал-демократом в джинсах?

А прикрытие? Мы же не в Сочи. Но не задал. Вспомнил улыбку «корсиканца» на трассе Махачкала — Хасавюрт и ее значение — «обосрался, гяур». Вот этого как раз показывать нельзя. Чтоб даже мысли такой не возникало!

Вместо этого спросил:

— …Я хочу знать, куда едем мы. Обратно в Гиляны?

Это было бы неплохо. В этом случае, при хорошем раскладе, к вечеру можем успеть в Махачкалу. Честно говоря, я бы сделал перерыв. Горами сыты по горло. А там — Валэра (там ли?), гостиница «Махачкала» (номера остались за нами: «Один+» — богатый канал), две (или три) девочки в холле, шашлык-машлык и вино. Завтра можно позвонить Тане, отчитаться, порадовать. Потом съездить на телецентр, отсмотреть материал, помонтировать, а вечером… Размечтался!

— Нэт, нэ в Гиляны.

— А к-куда?

— В Вэдэно.

Еббббббб…

— 3-зачем в В-ведено? Почему не в Гиляны?

— Туда нэлзя. Ужэ нэ праскочитэ. Амон на дарогэ сыдыт.

Так-так-так. Соображаю. Мы же русские. У нас ксивы телевизионные. С нами водила в джинсах. Затеплилась надежда.

— Ваха, мы же русские. У нас удостоверения, паспорта, водитель в гражданке.

— Нэ сэрезно.

— Что так?

— Амон злой. Разбэратса нэ будэт. Тут на пыкныкы нэ эздят. Пристрэлэт сначала, патом разбэратса будэт.

Надо же, слова какие знаем — пикники.

— А почему в Ведено? И что потом?

— Патом выдна будэт.

— Слушай, но я с Надиром договорился, что…

— Я знаю. Нэ пэрэжывай, всо нармално будэт. Вот так. Спорить бесполезно. Из бандитского логова, через бомбежку и обстрел, уже не просто в логово, а в самое что ни на есть суверенное бандитское государство. В сопровождении Профессора. Может быть, нам слишком долго везло?

Прощаемся. Это целый ритуал. Знаете, как хоккеисты после матча? Выстраиваются две команды в две цепочки, едут навстречу друг другу и каждый каждому жмет руку. Только у нас сложнее было — правой пожать руку, а левой приобнять за плечо. Каждого. И цепочка наша куда короче была, чем их. Ох, вчерашние думы — враги? не враги? Да какая разница!

Попрощались. Грузимся в «уазик». С кофрами тесновато. Это вам не кузов «Урала». Зато можно смотреть вперед.

Про пейзаж ничего не скажу, потому что ничего принципиально нового. Горный лес. Дороги нет. Потряхивает.

Надо разговорить Профессора. У него наверняка есть инструкции. Парень вроде ничего — физиономия не дикая.

— Ты сам откуда?

— Из Грозного, — говорит почти без акцента.

— А зовут как?

— Аслан.

— А почему Профессор?

— Кликуха.

— ???

— Я в институте учусь. В Грозном, в нефтяном.

Ни хрена себе! В этом путешествии можно было ожидать чего угодно. Но в диком горном лесу, за рулем бандитского «уазика» — студент…

— А что, у вас институт… Он еще работает?

— В войну разбежались все. А потом собрались как-то. Кто уцелел. И преподы, и студенты. Мало и тех, и других.

— А здесь чего делаешь?

— Каникулы.

Я закашлялся. Чуть было не спросил: «А это у тебя — стройотряд? Пят доллярев час? Или практика?» Но не спросил.

Выехали на дорогу. Асфальт! А что, собственно? Была же при советской власти дорога между Ботлихом и Ведено… Правда, дорогу дорогой, а асфальт асфальтом трудно было назвать.

Воронки три на три через каждые сто-двести метров делали трассу пунктирной. Это не считая всякой мелочи. Не скажу, что мы ехали быстрее, чем по лесу.

Вдруг впереди показалось нечто. Танки! И еще какие-то хреновины. Что это значит? Неужели федералы? И откуда? Колонна шла нам навстречу.

— Аслан, что это?

— Это наши.

Секундочку. Какие наши? Студент, ЛДПР, джинсы, говорит почти без акцента. Кого он называет нашими?

— Какие наши?

— Наши, наши. Ты думал, только у ваших танки есть?

Колонна приближалась. Три танка. Четыре грузовика — три крытых, на одном здоровенная фигня со спаренными стволами.