Безумие

— Так это ты нашел ее? — Выпускник — Придурок ткнул в меня своим большим пальцем.

— Я. — Всегда находил.

— Тогда почему ты ухмыляешься? — он фыркнул, в то время как профессор поправил очки, чтобы получше меня разглядеть. Ботаничка издала вопль. Она запнулась о труп и упала на спину, не отрывая от меня глаз. Трое из них вошли в состояние неожиданного шока. Только старуха не стала тратить времени зря. Она запустила в меня тростью и заковыляла обратно в туман, крича, что нашла убийцу. Моя ухмылка стала шире.

Я задумался, кого мне убить первым. Профессора Твидового, Ботаничку или Выпускника — Придурка? Старуху я оставлю на потом. Она никуда не денется, бесцельно бегая по саду, словно по замкнутому кругу.

Часть Первая: Мы все здесь Безумцы

Глава 1

Подземная Палата, Психиатрическая Лечебница Рэклифф, Оксфорд.

Записи на стене говорят о том, что сейчас 14 Января. Я не уверена какой год. Я уже давно не уверена во многих вещах, но я задаюсь вопросом, а мои ли это записи, на которые я смотрю. Под датой изображение изящного ключика. Оно вырезано острым инструментом, скорее всего зеркалом. Я никак не смогла бы выцарапать изображение ключика. Зеркала внушают мне ужас. Тут такое называют Катоптрофобией[1].

В отличие от рядовых пациентов психиатрической лечебницы, в моей комнате нет окон, посреди валяется матрас, в углу раковина и ведро, для того чтобы помочится…, ну или …поблевать… когда нужно. Плитка на полу черно-белая, словно шахматная доска. Я никогда не наступаю на черные. Только на белые. Не уверена почему. Стены везде покрыты засаленным бледно-зеленым цветом. Иногда я думаю, быть может, это мозги предыдущих пациентов растеклись тут повсюду из-за шоковой терапии.

В психиатрической лечебнице Рэдклифф, так же известной как Больница Уорнерфорда, врачи облюбовали себе миленькое местечко для шоковой терапии. Они просто обожают наблюдать, как пациенты с выпученными глазами и дрожащими конечностями, умоляют избавить их от мучений током. Это наводит меня на мысль: кто же тут в самом деле сумасшедший.

Меня уже долго не отправляли на шоковую терапию. Доктор Том Тракл, мой лечащий врач, сказал, что этот курс лечения мне больше не нужен, особенно после того, как я перестала упоминать Страну Чудес. Он сказал мне, что я говорила о ней постоянно: опаснейшее место, в котором, по — моим словам, мне удалось побывать, в возрасте семи лет я пропала, когда за мной присматривала моя старшая сестра. Я не помню Страну Чудес, о которой они мне толкуют. Я даже не знаю почему я здесь. Мое самое последнее воспоминание начинается всего неделю назад. Все события до этого покрыты лиловым туманом.

В этой психушке у меня есть всего один друг. Это не доктор или какая-нибудь там медсестра. И он даже не человек. Он не умеет ненавидеть, завидовать, или тыкать в тебя пальцем. Мой друг — оранжевый цветок, который я держу в горшочке: Тигровая Лилия без которой я не могу жить. Я храню его рядом с маленькой трещиной в стене, из которой проникает тонкий лучик света, правда всего на десять минут в день. Быть может, этого света недостаточно для роста растения, но моя Тигровая Лилия упрямая девочка.

Ежедневно я делюсь половиной дневной нормы воды со своим цветком. Как по мне, уж лучше изнывать от жажды, чем от безумия. Мой оранжевый цветок — моя личная отдушина, им я проверяю свой рассудок. Если я говорю с ним, и она не отвечает, я знаю, что галлюцинаций у меня нет. Если она начинает отвечать — начинает происходить всякий бред. Безумие одерживает верх. Должно быть, существует некая причина, по которой я здесь нахожусь. Но это не значит, что я вот так вот запросто соглашусь с такой судьбой.

— Алиса Плезанс Уандер. Ты готофа? — медсестра стучит электрошокером по моей стальной двери. Ее зовут Вальтруда Вагнер. Она — немка. Все, что бы она ни говорила, звучит как угроза, и от нее пахнет сигаретами. Мои собратья по безумию зовут ее Наци (прим. пер. — Нацистка); раньше она убивала своих пациентов в Германии. — Отойди от твоя дферь. Я фходить, — предупреждает она.

От звука бряканья ее связки с ключами, мое сердце чаще бьется в груди. Поворот ключа, и я сглатываю комок в горле. Когда дверь открывается, все, о чем я думаю, это как задушить ее прежде, чем она начнет меня мучить. Печально, ведь ее шея слишком толстая, для моих ловких рук. Я мгновение пялюсь на ее почти-квадратную фигуру. Все в ней размера на четыре больше, чем у меня. Все за исключением ее ног, они такие же маленькие, как и у меня. Примите мои соболезнования, ножки.

— Время для твой десятиминутной прогулка наверху, — она приближается ко мне со смирительной рубашкой, на лице дьявольская ухмылка. Мне никогда не выбраться. Моя палата находится под землей, и я выхожу на прогулку в другую палату наверху, где остальные пациенты собираются попинать мяч.