Безумие

Губы следует за словами – он жадно целует меня, двигаясь бедрами вперед. Резкая жалящая боль возникает между ног, я задыхаюсь и впиваюсь пальцами в его плечи. Адам останавливается, отстраняется, а затем так настойчиво целует меня, что всё, что я могу чувствовать – его губы, сминающие мои. Боль между ног ослабевает, сменяясь подавляющим ощущением его губ, он вновь входит в меня, на этот раз немного глубже, а я царапаю его плечи. Адам продолжает осторожно двигаться, пока полностью не погружается в меня, и мне удается ослабить свою хватку.

– Ты в порядке? – тяжело дышит он, но я всё ещё грежу словами, которые он произнес до того, как разрушил последний барьер между нами.

– Ты любишь меня? – спрашиваю я, слезы счастья застилают мои глаза.

Озабоченность на лице Адам сменяется теплой улыбкой.

– Больше всего на свете.

Он целует меня до тех пор, пока вся комната не начинает вращаться, и затем возобновляет толчки. Жгучая боль внутри меня понемногу заменяется ощущениями, заставляющими меня стонать от удовольствия на ухо Адаму. Его нежные губы исследуют каждый дюйм моего тела: мой рот, подбородок, шею, грудь, пока лава внутри меня не начинает вновь закипать, угрожая затопить всё вокруг.

Я так крепко сжимаю его, что удивлена, что он вообще может шевелиться, но его бедра неустанно движутся. Наши сердца бьются в унисон, бисеринки пота собираются на нашей коже. Адам вновь и вновь входит в меня, покусывая мое ухо, и я лечу в пропасть. Я выкрикиваю его имя, и самый сексуальный звук вырывается из его груди, когда Адам следует за мной. С каждым толчком тело становится тяжелее, и я крепко держу его. Мое сердце стучит в одном ритме с его толчками, пока я пытаюсь отдышаться.

Когда Адам приподнимается на локтях, чтобы взглянуть на меня, мне едва удается сдерживать слезы. Я считала, что любила Брейди, но это была любовь девушки, едва знающей себя. Она не знала, чего хотела от жизни, и на что она способна. Моя любовь к Брейди была порождением жертвенности – я пожертвовала своими собственными целями, нуждами и собой ради него. С Адамом же совершенно иначе – мы оба готовы отдать друг другу всё.

– Спроси меня, почему я хочу тебя, Адам, – произношу я, и он смотрит на меня с такой любовью в глазах, что я едва сдерживаюсь, чтобы не признаться ему, не дожидаясь вопроса.

– Почему ты хочешь меня? – спрашивает он, и тысячи причин витают в моих мыслях.

Я хочу его из-за глаз, улыбки, смеха и сердца. Хочу из-за грез, целей, чувства юмора и его света. Потому что Адам дал мне обещание, несмотря на то, что никогда не дает обещаний. Из-за того, что он смотрит на меня так, как не смотрит ни на кого другого. Хочу его из-за того, как чувствую себя рядом с ним, и как – без него. Но всё это в действительности лишь одна причина, которую следует произнести, и я больше не боюсь признаваться в этом, потому что знаю, что он хочет услышать это.

С Адамом в сердце и моих объятиях я, в конце концов, произношу слова, в которых больше не боюсь признаться ни ему, ни себе, ни кому-либо другому:

– Потому что я люблю тебя.

Эпилог

Адам

Когда тем утром, два месяца спустя после того, как мы с Персиком официально объявили себя парой, срабатывает мой будильник, я игнорирую его, крепко обняв Роу, чтобы ей было уютно. Зарываюсь лицом в ее длинные светлые волосы, вдыхая аромат клубничного шампуня, надеясь, что она, как и я, проигнорирует будильник.

– Адам, – стонет Роу сонным голосом.

Я крепче обнимаю ее, пряча лицо в пространстве между ее шеей и подушкой. Будильник продолжает орать.

– Адааам.

Когда я продолжаю игнорировать ее, ухмылка появляется на моем лице, потому что знаю, что будет дальше – Персик ворчит и переворачивается. Она переворачивает меня на спину, пытаясь дотянуться через меня к будильнику. Не достает – у нее никогда не получается дотянуться до него, потому что я – гениальный стратег, воодушевленный поощрением. Персик переползает через меня, чтобы выключить будильник, после чего падает на мою грудь, уткнувшись лицом в подушку.

Подловив удобный момент, я убираю волосы с ее шеи и целую. Нежно, зная, что это сводит ее с ума. Я вознагражден невольным ерзанием, от чего становлюсь твердым и запускаю пальцы под ее мягкий хлопковый топ. Я вывожу линии по спине, пока под моими пальцами не появляются мурашки; обожаю, как ее тело реагирует на меня.

Когда губы Роу находят мои, я оказываюсь тем, кто стонет, что, вероятно, до чертиков смутило бы меня, не будь я так сконцентрирован на том, чтобы в прямом смысле этого слова держать себя в руках и не сорвать тонкий топ и очаровательные шортики с ее маленького, хрупкого тела. Не знаю, как ей это удается, но она всегда так делает – нахрен сводит меня с ума от желания быть к ней настолько близко, насколько это возможно. Никто, никто и никогда не заставлял меня чувствовать себя таким отчаянным. Я, вероятно, ненавидел бы это, если бы так чертовски сильно не любил ее.