Безумие

Доктор Карастоянова была настоящей восточной царицей. Пышной, округлой, с лицом красным, как гранат. Особенно по утрам, когда входила в дежурку мужского отделения и закуривала. Царица электрошоков и заведующая самым непростым из шести отделений психбольницы. Доктор Карастоянова, как португальский галеон, перевозящий остро пахнущие приправы, появлялась возбужденная, нервная и разгоряченная от немереного количества выпитой накануне водки. Она была такой красной, что мне иногда казалось, упади она, случится инсульт. Она его получит вот так — куря, держа сигарету в своих тонких, ярко накрашенных губах, придерживая ее правой рукой с десятью кольцами на пяти пальцах.

В это утро она зашла и села рядом со мной. Я стучал на компьютере какую-то чушь. И мне было ужасно стыдно, что приходилось тайно писать сценарии, делая вид, что я старательно составляю судебно-психиатрические экспертизы. Но сценариями я зарабатывал себе на жизнь. А врачом работал ради престижа.

Доктору Карастояновой было около пятидесяти. И сейчас она ужасно меня смущала своими огромными, пышными телесами. Она уселась рядом с моим письменным столом и положила свои вполне еще стройные ножки на стоящий рядом стул, чтобы они могли отдохнуть от давления мощного туловища. Но сама Карастоянова не могла расслабиться. Она пыхтела и внутренне негодовала. Да…

И причиной ее перевозбуждения был я. Интересно, почему?

— Что-то случилось, доктор Карастоянова? — тихо и смиренно спросил я. Я был великим и одновременно жалким имитатором смирения.

— Случилось. Я тебе покажу, что случилось! — глаза доктора Карастояновой описали полный круг, да так, что почти вышли из орбит. Она любила театральничать, даже глазами. Особенно глазами.

— Что-то страшное?

— Почему ты опять ругался с санитарами, а, Калинчик? — она редко скатывалась до такой фамильярности, а когда скатывалась, это был плохой знак.

— А-а-а, да! — примирительно засмеялся я. Я на самом деле поругался с санитарами, но мне не было за это стыдно. Я бы скорее умер со стыда, если бы меня поймали за тем, что я халтурю. Я всегда был ленивым и одновременно болезненно чувствительным на тему невыполненной работы. Это делало меня сущим мазохистом. Я тянул лямку самых разных дел и ужасно страдал от того, что не справлялся с ними! Или, скорее, от того, что разочаровывал людей. Я боялся быть разоблаченным, что работаю телесценаристом и только притворяюсь, что пишу экспертизы, смотрю анализы и вообще мастерски имитирую труд врача. Но за то, что я ругался на санитаров, мне не было стыдно. Я этим даже гордился. Я ругался, когда видел, что они бьют и унижают больных. Сумасшедших.

— Что «да»? Сколько ты уже тут работаешь? — огрызнулась доктор Карастоянова и вытаращила глаза.

— Уже… полгода.

— А вообще в больнице сколько? — настоятельно продолжила она.

— С… с… — промычал я и не закончил, за секунду в моей голове пронеслись миллион событий, случаев и происшествий, которые приключились со мной за все время работы здесь.

— Ясно. И ты так и не запомнил, что самая важная вещь в этой больнице — быть в хороших отношениях с персоналом? — снова закурила пунцовая заведующая.

— Ну так, я в хороших отношениях! — невнятно и неуверенно сказал я.

— В каких же хороших, если у тебя одни скандалы?

Я попытался ответить, объяснить подробности, но неожиданно внутри меня образовался большой пузырь из пустоты и слабости. Даже руки повисли. Зачем бормотать мелочные оправдания? — сказал я себе. Не было никакого смысла объяснять, что я не ругаюсь и не ссорюсь, а просто не люблю конфликты и хочу, чтобы к больным относились лучше.

Все это было пустой болтовней. Я и правда объявил войну санитарам. Уже не раз угрожал им. Когда я видел, что они издеваются над каким-нибудь несчастным больным, предлагал в качестве объекта мучений себя, если им так охота покуражиться. Так что здесь я просто промолчал и продолжал молчать еще минуты две. Казалось, что даже коридоры затихли от моего бессильного молчания. И Карастоянова будто забыла, о чем мы говорили. Наконец она очнулась и отвела от меня глаза, потом, слегка смутившись из-за моего молчания, повторила вопрос:

— И в каких хороших отношениях ты можешь быть с санитарами? Почему ты снова устроил им скандал?

— Потому что они перегибают палку! — вздохнул я. — Я поступил сюда… — начал я и снова замолчал, задумался.

— Куда это ты поступил?

— Я хочу сказать, что поступил сюда на работу, чтобы помогать больным, а не наблюдать, как их избивают и обирают. Иначе мое пребывание тут просто теряет смысл. Я… — и во мне стал зреть гнев, — я, доктор Карастоянова, чтоб вы знали, вообще-то работаю телесценаристом…

— Ого… я наслышана! — и ее театральность стала немного выразительней.

— Я имею в виду, что я здесь не потому, что мне нужны деньги. Деньги я зарабатываю тем, что сочиняю тупые шуточки…

— Для кого сейчас ты их сочиняешь?

— Для шоу «Канал»…