Безумие Дьявола

Только в этом и вся загвоздка. Это его дом. Это его подвал. И он рано или поздно сюда вернётся. И будет что-то со мной делать. То, что едва ли мне должно понравиться. И… кажется я уже слышу, как он сюда идёт. Даже несмотря на стены с высокой звукоизоляцией. Потому что мне теперь не нужен слух, чтобы почувствовать его приближение, его беззвучную поступь и даже спокойное, размеренное дыхание. Это уже какой-то иной уровень восприятия, на грани сверхобострённых эмоций и чувств. Когда соприкасаешься с другим человеком совсем не физически и ничего при этом не можешь сделать. Ни остановить его, ни докричаться до его сознания…

Меня даже начало колотить усиленной дрожью, и дыхание с сердцебиением участились в ожидании неминуемого. Думать тоже враз перестала. А когда я услышала знакомый щелчок дверного замка, так и вовсе чуть было не снесло голову от мощного внутреннего удара по мозгам. Даже не заметила, как крепче вцепилась в коленки, которые до этого “ревностно” обнимала и прижимала к груди в позе скрюченного эмбриона. А потом едва богу душу не отдала, когда увидела его на пороге в раскрытом дверном проёме, подобно вестнику смерти. Или всё-таки Дьяволу, вернувшемуся за своей добычей?

Естественно, я и слова не смогла вымолвить, наблюдая, как он входит в помещение, как неспешно закрывает за собой дверь и каким при этом выглядит невозмутимо спокойным и собранным. Если бы не его поверхностные, едва задевающие меня взгляды, я бы решила, что он вообще меня не видит и просто зашёл сюда, чтобы что-то взять. Ага, ещё и переодевшись заранее. Вернее, наоборот, раздевшись и сменив чёрные джинсы на чёрные штаны типа милитари из плащёвки или матовой кожи. Мне всё равно пока плохо видно с такого расстояния, тем более, когда перед глазами то и дело всё плывёт или мутнеет от очередного удара в голову. Зато прекрасно вижу его обнажённый гладиаторский торс и босые ступни. И волосы, как и с утра, туго стянутые на затылке. Не будь я напугана сейчас до смерти и до чёртиков, наверное, при других обстоятельствах, точно бы восхитилась его внешними данными, особенно с воспоминаниями о том, какие они на ощупь и даже на запах.

Я и теперь не могла разобрать тех смешанных чувств, которыми меня накрыло при его появлении. Но то, что они были ненормальными или даже сумасшедшими – это определённо.

Практически сразу же Арслан направился куда-то в самый конец помещения – в противоположную от меня сторону и уже там поставил на столешницу одного из “станков” вместительный чёрный пакет, с которым сюда вошёл. Что-то достал из того пакета, запустив в его недра руку как минимум раза три. Потом развернулся и прошёл к угловому стыку стен, снял со стенового держателя скрученный в несколько колец (кажется) шланг, размотал, выложил вытянутым на пол, после чего вернулся наконец-то ко мне. Всё так же размеренно и неспеша, как будто ничего такого криминального делать не собирался. Хотя возможно, что и так. Он же не стал стелить толстую плёнку или целлофан. Правда, если здесь в полу где-то есть слив, тогда наличие шланга очень даже объяснимо…

– Арслан, пожалуйста… – я, наверное, рефлекторно это произнесла, совершенно не задумываясь о последствиях в тот момент, когда мужчина ко мне приблизился и уже начал опускаться передо мной на корточки.

– Yok! Ни звука, Сэрче. – ещё и с таким тоном и отмороженным выражением лица, будто делает мне великое одолжение – замолчать самой, а не с его помощью. – Молча. Всё молча.

Если там, в доме Увалова, а потом в машине и по дороге сюда я ещё могла чувствовать и даже видеть его истинное состояние, скрытое под напускным спокойствием (которое совершенно не могло спрятать его эмоциональное напряжение), то сейчас надо мной нависал абсолютно другой человек. И его спокойствие было далеко не наигранным. Особенно глаза и взгляд. Полупустые. Бездушные. Пропитанные чёрным мраком его очень тёмной души. Или Бездны. Не знаю чем. Но уж точного чем-то нечеловеческим и лишённым естественной для других людей врождённой эмпатии.

– И ещё раз! Не делай глупостей, как бы сильно тебя на них не тянуло.

Меня снова шарахнуло и от его утробного негромкого голоса, и от близости, под которой начинало плавить из-за усиленных стократно страхов и бесконтрольных эмоций. Если я и могла совершить какую-то глупость, то точно неосознанную и на чистом рефлексе. Но пока, слава богу, ничего подобного не происходило. Наверное, я была пока ещё парализована, да и слегка затекла, пока лежала очень долго в одном положении.