Безумие Джоула Делани

Джоул удивленно взглянул на меня, потом покраснел. Он показал на мою сумку, и, когда я открыла ее, сам взял коробок и подал мне. После того, как я дала ему прикурить, наступило тягостное молчание.

Я вспомнила, как в детстве мы играли в шахматы. Джоул предпочитал оборонительную тактику и подолгу обдумывал ходы. Иногда, получив большое преимущество, он становился смелым и даже безрассудным, но такое случалось нечасто. Теперь он упорно молчал, и я видела, как дрожали его пальцы, державшие сигарету. Прямой вопрос мог бы пробить брешь в обороне, но у меня не хватало решимости задать его, и вместо этого я сообщила, что взяла к себе Уолтера.

– Спасибо, – кивнул он, глядя на извилистый дымок от сигареты.

– Я воспользовалась твоей старой сумкой с молнией.

– Да, хорошо.

– Я нашла ее у тебя в прихожей над шкафом.

Он снова рассеянно кивнул, явно не вспомнив о ноже с выскакивающим лезвием. Я поняла, что окольные пути ни к чему не приведут, и спросила напрямик:

– Джоул, что ты принял?

Он молчал. Только между бровей у него пролегла небольшая складка.

– Я нашла тебя на полу.

Складка углубилась. Он опустил голову и стал рассматривать свои белые, сделанные из папье-маше шлепанцы с черными точками, похожими на дырки от перфоратора.

– Ты не узнал меня, – продолжала я, – а потом отбивался от санитаров «скорой помощи».

Он поднял голову, и я вдруг подумала, что ему, наверное, здорово досталось от санитаров, когда те напяливали на него смирительную рубашку.

– Ты совсем не помнишь, как я тебя нашла? Полицию, «скорую помощь»?

Красивое лицо Джоула застыло в напряжении. В конце концов он решился взглянуть на меня.

– Послушай, Нор, – тихо произнес он, – я ничего не принимал.

Глядя на человека, с которым меня связывала самая старая, самая большая любовь в моей жизни, к тому же окрашенная чувством вины, я погрузилась в воспоминания о далеком детстве. Как наивны были все его хитрости и уловки!

Джоул разбивает большое рыбное блюдо и среди бела дня ложится спать. Он похищает у меня деньги, предназначенные для оплаты счета из прачечной, покупает на них черепаху у мальчишки из соседнего квартала, а потом исчезает. В конце концов полицейский обнаруживает его в кустах возле библиотеки.

Джоул никогда не сочинял историй, как другие дети. Ложь не доставляла ему удовольствия. Он скрывался и молчал, если это было возможно. Только когда его ловили, он лгал, глупо и бездарно. Меня сводило с ума это зрелище: с ужасной гримасой он зажмуривал глаза и отрицал очевидные факты.

Мне хотелось схватить Джоула и вытрясти из него всю правду, но вместо этого я неожиданно закричала:

– Почему ты всегда отрицаешь очевидное?!

Он пожал плечами – характерный жест Джоула, от которого у меня кровь прилила к вискам. Мне захотелось ударить его. Но в нашей семье дело никогда не доходило до драки. Детям основателя акционерной компании оружием служило только слово.

– Если ты ничего не принимал, почему же тебя привезли сюда? – Я показала на оконную сетку, на всех этих алкоголиков, наркоманов, психов. – Тед вызвал «скорую». Ты не узнал меня. Была полиция, были санитары, врачи. Они написали официальные отчеты. Если ты начнешь все отрицать, тебе отсюда не выбраться.

Джоул задержал дыхание – от страха или негодования, – но, прежде чем он успел ответить, перед нами появилась Шерри Тэлбот с огромной дорожной корзиной. Очевидно, мы были столь поглощены спором, что не заметили, как она вошла.

Многолетний опыт предвыборных баталий научил Шерри спокойно относиться к таким пустякам, как семейная свара в городской психушке. Она улыбнулась нам своей лучезарной улыбкой.

– Привет, Джоул.

Ее чудесные светлые волосы сияли. Она протянула Джоулу корзину, и он в смущении стал разглядывать великолепные яблоки, гроздья винограда и персики, завернутые в зеленый целлофан.

– Как ты попала сюда? – спросил он наконец.

– Я вспомнила одного парня – мы с ним встречались прошлым летом в Хэмптоне. Он тут на какой-то административной должности.

– Но как ты узнала, что я здесь?

– Нора сказала, – ответила она.

Он бросил на меня пронзительный взгляд, и я поняла, каково ему теперь: небритый, в поношенной пижаме и шлепанцах на босу ногу. Но у меня не было возможности объясниться.

Видя, что от нас толку мало, Шерри уселась на соседнюю скамейку и, не обращая внимания на зарешеченные окна и разгуливающих вокруг психов, принялась рассказывать нам о газетной заметке, которую ее попросили написать.

Пока она говорила, Джоул, очевидно, сам того не замечая, протяжно вздохнул, и этот вздох показался мне очень знакомым. Когда он повторился, я вспомнила, что так же вздыхала наша мать. Был теплый майский день. Она распахнула окна, и вся комната наполнилась ароматом цветущей сирени. Мама лежала и вздыхала, рассеянно поглядывая на экран телевизора. Вечером отец отвез ее обратно в санаторий для душевнобольных, и на следующий день она покончила с собой. Ей удалось найти ножницы в корзинке для шитья, принадлежавшей сиделке.