Безумие ли?

Но основной причиной его пребывания тогда в психиатрической больнице была суицидальная попытка. Он подгадал время, когда его дочь и жена, в квартире с которыми он проживал, ушли на рынок. Помылся, поставил иконку на столик, зажег подле нее свечку и лезвием разрезал себе вены. Родные нашли его таким, в крови и в полусознательном состоянии. Так мы с ним и познакомились. Впервые я увидел его худым, ослабленным, с зашитым левым предплечьем. Он всегда вежливо разговаривал со мной, с окружающими, хотя и был несколько ворчливым. О причинах своих действий он отзывался так: «Устал я. В магазин ходить не могу, не работаю, что ж это я за мужик такой. Лежу как бревно целыми днями». Однако это было не все. К тому времени он уже год не ел вместе со своей семьей за одним столом. Требовал, чтобы ему готовили отдельно на его пенсионные деньги. И считал, что шестидесятидевятилетняя жена ему изменяет. Его подозрения усиливались, когда она уходила выбрасывать мусор или на рынок. Он, конечно, не видел, но подозревал в измене у мусорных баков. Мы лечили его почти два месяца, на исходе которых он начал улыбаться, старался помириться с женой и дочерью и хотел жить.

И вот он к нам вернулся с другими симптомами. Теперь из другой больницы, туда его положили из-за гипертонического криза. Он провел там около недели. Но вчера этот немощный старик возбужденно бегал по отделению и даже угрожал медсестрам. Едва дождавшись утра, его перевели в психиатрическую больницу.

Он тоже меня узнал. Его серые глаза смотрели довольно дружелюбно, и в них не было ни следа вчерашнего буйства. Раны на запястье превратились в рубцы. И он по-прежнему почти не вставал с кровати. На вопрос о том, помнит ли он что-то из вчерашнего вечера, он рассказал мне о своих видениях.

Вместе со всей палатой он побывал в Кандагаре. Палящее солнце, сухой ветер и горы на горизонте позволили точно определить место. А еще террористы. Они с «калашниковыми» наперевес и с закрытыми лицами ворвались к нему в палату. Нагрузили больничные койки наркотиками и отдали команду вертолету, чтобы он, неся палату на тросе, летел с грузом под Зеленодольск. К счастью, пациент все это время неподвижно лежал на кровати. В Зеленодольске жил какой-то (пациент не знал, какой именно) глава преступной группировки, к которому и повезли эти наркотики. А потом появились цыгане и табором шли по палате, старательно обходя пакеты наркотических препаратов до тех пор, пока снова не появились террористы. Но в этот раз они заметили пациента и двинулись с взведенными курками на него. Тогда-то он и решил, что нужно бежать, тогда-то он и был остановлен санитарами в коридоре. Самих санитаров и то, как угрожал медсестрам, он не помнил. Как и остаток ночи.

Однако это были не единственные видения в той больнице. В течение недели госпитализации по вечерам он видел мышей, которые бегали по стенам, колбасы и сардельки, которые появлялись и свисали с потолка. Это казалось ему странным, но наутро он не придавал значения видениям, считая, что это ему могло присниться.

Прошло двадцать дней лечения. Все это время вечером у Б. бывали видения, но гораздо менее яркие, не столь масштабные, и он их плохо помнил. Нейролептики – препараты, обладающие антипсихотическим действием – понемногу помогали. Но однажды днем ноги у него подкосились, и он чуть было не упал на пол в туалете. Снижение артериального давления – артериальная гипотензия. После осмотра вместе с терапевтом было решено перевести его в реанимацию. На следующий день я зашел навестить. Он не сразу отреагировал на мое приветствие. Да и отреагировал странно – лицо его отражало сомнения, а после паузы он произнес: «Это Вы, Александр Станиславович?». Оказалось, что он видел вместо лиц у людей размытые пятна. Меня он узнал по голосу. Я попросил подойти медсестру. Она накинула поверх халата черную кофту с крупными черными пуговицами (ноябрь был довольно стылым). Я спросил у пациента, видит ли он лицо медсестры. Его он тоже не видел, но видел кофту, халат, руки. Однако пуговицы ему виделись бронзовыми с медным отливом. Я достал ручку (оранжевую с синим колпачком) и попросил следить за ее передвижениями. Поля зрения в целом были не нарушены, и только колпачок оказался черным. Приходящий окулист ничего особенного не нашел, да и невролог не выделяла специфичных синдромов. А через пару дней лица вновь обрели очертания, а колпачок посинел.

Так он снова вернулся в наше отделение.