Безумие (март 2008)

К Якову она шла весело, но когда увидела его, сильно испугалась, потому что Яков очень уродливый. Начал он ее «прослушивать», причем приказывает дышать и кашлять. Василиса начала плакать и кричать и все время изо всех сил кашляла. Яков все приказывал: «Дыхни; кашляй», и она кашляла до той степени, что «харкотина летела кусками». Яков заявил, что «бес в ней сидит». Она была у Якова всего пять раз, и каждый раз ей все было хуже. Ходила она потому, что он «растревожил в ней беса», который в ней сидел, но которого она не замечала, «разбивает его частями» и выгоняет. Дома у Василисы все время тоска; она плачет, плохой аппетит и плохой сон. Яков велел ей чаще причащаться, и она это исполняет, но всякий раз ее при этом «ломает». Во время Иже Херувимы ей корчит руки, она вся синеет, «людям видно». За выносом ее трясет; потом, пока дети причащаются, она терпит, а как станет подходить к чаше, так ударяет ей в голову - от лба к затылку, она начинает плакать, рыдать и наконец «ничего не помнит».

Так как бесоодержимость тесно связана с народными верованиями, то интересно отметить отношение к этому вопросу местного духовенства. Священник села Троицкого пользуется сочувствием крестьян, устраивает чтение в школе, человек добрый, и тихий, подавленный тяжкими условиями жизни. У него огромная семья и, конечно, большая бедность. Взгляд крестьян на бесноватых и одержимость, по-видимому, вполне им разделяется.

В июле он говорил проповедь на тему рядового Евангельского чтения о бесноватом, беснующемся на новолуние. В проповеди он говорил о том, как бесы вселяются в людей, и в настоящее время, как мы знаем, тому множество примеров. К одержимым бесами он причисляет «вообще всех воров, пьяниц и излишне предающихся плотской любви»… «Почему, думаете вы, - продолжал он, - бес ввергал его, бесноватого, в огонь и в воду на новолуние? Это тоже вполне понятно: он делал это с целью оклеветать невинное светило».

Один крестьянин соседнего села Зажоры, Миронов, больной восьмидесятилетний старик, с непоколебимым убеждением передал рассказ об одном колдуне, который долго не мог умереть, так как ему некому было передать своего лихого ремесла, а без этого, согласно народным поверьям, колдун умереть не может. Пришел батюшка, стал его уговаривать: «Нехорошо это, брось». - «Ну, а он говорит, - рассказывал старик, - что же, говорит, ничего, я на свинину перепущу. На свинину перевел и помер. Окорок весь, как есть, почернел. Ну, батюшка велел с ним положить. Потому что, говорит, «зря тоже нельзя, может скотина поесть или птица поклевать. Скотина не виновата, а будет мучиться. Так с ним в гроб окорок и уколотили. На закуску!» - злобно закончил старик.

Не лишено интереса замечание брата Якова, которое охотно цитируется его пациентами, что очень много бесов развелось теперь, «после забастовок». Таким образом, кликушество и бесоодержимость является как бы специфическою реакцией женской половины русской деревни на освободительное, революционное движение.

По мере того, как в Хомутове число бесноватых увеличивалось, а припадки бесоодержимости принимали более резкие проявления, кругом в народе пошли разговоры о колдунах. Вообще, в Хомутове и ближайших деревнях наблюдалось какое-то повышенное тревожное настроение. Важно отметить, что все это имело место не в каком-либо медвежьем углу, а в деревне, расположенной поблизости города и часто посещаемого монастыря, недалеко от Москвы, с которой у населения непрерывная связь: почти все мужчины отправляются на заработки, всюду кругом живут дачники, деревни выписывают газеты; поднимался даже вопрос об открытии местного отдела Лиги образования. Но еще показательней то обстоятельство, что брат Яков, вызвавший вспышку бесоодержимости, проживает в самой Москве.

Василиса Большакова и Клавдия Фадеева оказались страдающими истерией. Василису удалось вылечить при помощи психотерапии. Высказав все, что было у нее на душе, она вздохнула с облегчением. На следующий день она повторила свой рассказ, через несколько дней снова, и было видно, как она становится все спокойнее. Через короткое время она, не утратив ни одного из своих суеверий, перестала бояться святости, икон, причастия, о чем с ней не было сказано ни одного слова.

В противоположность Василисе, отличавшейся всегда хорошим здоровьем и заболевшей лишь под влиянием неудачно сложившихся обстоятельств, Клавдия представляет собой тип глубоко дегенеративный. Она всегда была замкнута, угрюма, недоверчива. Ее было необходимо взять из деревни, поместить в больницу и здесь, изолировав от всех посторонних влияний, постепенно развеять ее страх и недоверие и этим путем подготовить к психотерапевтическому лечению. Но ни сама Клавдия, ни ее родственники на это не согласились, и никакого психотерапевтического лечения к Клавдии применено не было.