Безумие (март 2008)

Одним весенним вечером, беззаботным и теплым, больше пятнадцати лет назад, я спускался вниз по Тверской улице. Мне нужен был свежеоткрытый на месте советского кафетерия бандитский клуб - в клубе проходил рок-концерт, группа хотела разбавить паханов хиппанами, и свои могли проходить бесплатно. Кто такие свои? С правого лацкана моего драного вельветового пиджака смотрел грустный Джон Леннон, к левому был прицеплен значок с надписью «Иван, иди прочь!»; с какой стороны ни зайди, а меня затруднительно было спутать с накопителями первичного капитала. Впрочем, на тогдашней Тверской я был самым обычным прохожим. Вокруг был порядок: агитаторы «Демократического союза» проповедовали, стоя на разбитых ящиках, хмурые мужички продавали брошюры «Зарядись с Чумаком» и «Кто убил Осташвили?», казаки, гремя шашками, поднимали портреты царской семьи, школьники с ирокезами уговаривали 33-й портвейн, рыба из магазина «Рыба» кружилась в полупустом аквариуме, а лохматый дядька-попрошайка, пошатываясь, объяснял румяной, раздувшейся от гнева продавщице: Да, я выпил сегодня, сеньорита. А мне нельзя, что ли?

Почему ж нельзя, можно. Здесь всем было все можно.

На углу с Малым Гнездниковским ко мне вдруг подступили два шкафа, каждый на две головы меня выше, в идеальных костюмах. Такие встречались в американском видеофильме, а не на улице. - Простите, - вежливо начал один из шкафов, - не могли бы вы пройти с нами за угол? Так и сказал, я не ослышался. Честно сказать, за угол мне не очень хотелось, но делать нечего, я повиновался и двинулся с ними. Десять шагов спустя стало ясно, что оба шкафа - всего лишь охранники, а их маленький, юркий начальник неожиданно церемонно подал мне руку и осведомился, как меня звать.

- Очень приятно, - сказал он, - а я казначей N-ской братвы. У нас тут образовалась проблема, и я думаю, вы сможете нам помочь. Слушайте меня внимательно.

Я молча слушал. Булькал что-то, точнее, но слушал.

- Дело в том, - продолжал казначей, - что у нас только что увели сумку, прямо из открытой машины, здесь на площади. Там были какие-то деньги, валюта: доллары, фунты, франки, йены, но это неважно. Важно, что там же лежали бумаги, необходимые нашим друзьям, которые далеко, вы меня понимаете?

Я по- прежнему булькал, но все понимал.

- Сумку у нас вынул парень, точно такой же, как вы. Те же длинные волосы, джинсы, рваный пиджак, весь ваш прикид сумасшедший. Я вот что хочу вам сказать: вы оставьте себе эти деньги, ведь не в деньгах же дело. Верните бумаги. Я вас очень прошу, по-хорошему: верните бумаги. Я знаю, у вас где-то рядом напарник, дружок - вы скажите ему, чтоб отдал, и мы вас сразу отпустим.

Следующие три минуты были очень плохие минуты. Но я нашелся. Дал им свой телефон, они сбегали, позвонили, мое алиби подтвердилось, благо я жил совсем рядом и только что вышел из дому. Сумку вынул не я, просто кто-то похожий: поди различи на Тверской всех этих хиппи, панков, художников, демократических агитаторов и городских сумасшедших. Лишние люди - если не пьют, так воруют.

II.

Репутация России двухтысячных в глазах что местного, что иностранца может быть исчерпывающе описана формулой из одной развеселой песни: «Нас, наркоманов, никто не любит». Есть в отечестве нашем, каким оно стало за последние десять лет, нечто несомненно отталкивающее, вызывающее если не ужас, то уж точно брезгливость, разочарование и досаду. Россия, какой мы ее видим теперь, очевидно плохая, неправильная страна, и все в ней неправильно - равно для правых и левых, гамлетов и дон-кихотов, ревнителей и ниспровергателей, юношей, обдумывающих житье, и старушек, Божьих одуванчиков. Здесь что-то случилось, и теперь все пошло не туда, так что всеобщее неуклюжее недовольство, покамест расплывчатое и вовсе не устремленное в одну точку, отзывается в разговорах и в печати стихийным ворчанием: невеликая эпоха, гадкое время, вредное государство, глупое общество, скверная жизнь.

Какие мнения существуют на этот счет и разделяются многими? Чем принято объяснять ту дурноту, тошноту даже, которую вызывает текущее десятилетие у современников? Популярны две точки зрения, на мой вкус, одинаково варварские и неверные.

Все дело в том, рассказывают приличные люди, что в России 2000-х деспотизм покушается на свободу. Постоянно нарушаются права какого-нибудь человека, мордатые омоновские и милицейские разгоняют неразрешенную демонстрацию, вот опять неправильно выбрали депутатов, в телевизоре ведутся патриотические разговоры, возрождается (скорее зажмурим глаза) - сталинизм, а заодно и романовская империя с угнетающим сапогом, и религия, которая, известное дело, зараза, и державность, и армия, и, прости Господи, нравственность, и цензура, а там и репрессии, казни, конец всему, колыма.