Безумие на двоих (СИ)

– Илья, а зачем тебе я?

– В смысле?

– В прямом. Вокруг тебя столько фанаток отирается, выбирай любую. Почему я?

– Ну, как. Ты воспитанная девушка из хорошей семьи. В университете на отличном счету. Тебя в компанию не стыдно привести.

Запутываясь пятерней в волосах, с запинками блеет Латыпов, мне же хочется поскорее закончить его мучения. Что я и делаю, перебивая его на полуслове.

– Спасибо, Илюш.

– Я что-то не то сказал?

– Нет, все в порядке. Пойду потанцую, ладно?

– Саш, мы приехали.

Невесомым прикосновением к моему локтю Матвей вытаскивает меня из невообразимо скучного кино и стирает транслируемые моим подсознанием образы и диалоги. Вынуждает открывать глаза, отстегивать ремень безопасности и прокашливаться, роняя хрипловатое.

– Задремала, прости.

Кровь на миг приливает к щекам от ненужного, в общем-то вранья, но я просто не могу сейчас делиться со сводным братом атакующими меня глупостями. Вместо этого я прижимаюсь носом к стеклу и заинтересованно разглядываю самую обычную панельную многоэтажку с самой обычной детской площадкой без охраняемой огороженной территории и современного паркинга.

– Куда ты меня привез?

– Домой.

По-мальчишески улыбается Зимин, отчего в моем животе начинают порхать экзотические бабочки самой невероятной расцветки, и демонстрирует озорную ямочку, которую я раньше не замечала.

Не туда смотрела, наверное. Вечно тонула в его невозможных омутах.

– Пойдем.

Торопит меня Мот, и я покорно выкарабкиваюсь из Марковника и переплетаю наши пальцы в безотчетном жесте. Жду, пока Матвей наберет нужный код домофона, и вскоре оказываюсь в невзрачном подъезде без консъержа.

Выкрашенные в серый стены не раздражают зрения, а похабные надписи внутри лифта так и вовсе воспринимаются, как глоток свежего воздуха. Разительно отличаясь от стерильной показухи и пафоса, к которым я успела привыкнуть в последнее время.

 – Это старая мамина квартира. Досталась ей в наследство от бабушки.

Негромко сообщает Зимин, помогая мне снять пальто, я же вздрагиваю от его осторожных касаний и гулко дышу через раз. Грежу о несбыточном-неуместном и торопливо щелкаю выключателем, чтобы ровное белое сияние скорее осветило прихожую.

Не Моту не доверяю – себе.

– Здесь уютно.

Искренне говорю Матвею, с какой-то особенной теплотой рассматривая немного обшарпанный комод, потертый в нескольких местах паркет и старомодное трюмо, очень похожее на то, какое было когда-то у нас. От каждого предмета здесь веет семейным уютом и тихим умиротворением, чего нет и в помине в особняке Сергея Федоровича, как бы сильно моя мама ни старалась это исправить.

– Здесь ванна, можешь взять любое полотенце. Спать будешь в спальне, я лягу на диване на кухне.

– А переодеться во что-нибудь дашь?

Без задней мысли я трогаю Зимина за рукав и в следующую секунду цепенею, напарываясь на нечитаемый взгляд темнеющих глаз, напоминающих штормовое небо со свинцовыми облаками и лихо закручивающимися вихрями. Низ живота судорогой сводит, пальцы ног сами поджимаются, язык прилипает к нёбу.

Неуместные фантазии снова заполоняют беспокойный мозг. Ладони Матвея на моих бедрах. Его губы, скользящие вниз по шее и оставляющие невидимый пылающий след. Болезненно-сладкие укусы, от которых кожа крупными мурашками покрывается.

– Моя майка устроит?

Прочистив горло кашлем, спрашивает сводный брат и не мигает, расщепляя мое существо на мельчайшие частицы. Я же вцепляюсь в серую без принтов футболку, как утопающий – в спасательный круг, и лихорадочно киваю, не в силах вымолвить ни единого слова.

– Хорошо. Я пока чай сделаю.

Прервав наш странный опосредованный контакт, Зимин скрывается в коридоре. Ну, а я зарываюсь носом в мягкую хлопчатобумажную ткань и, как наркоманка, торчу от знакомого аромата с пряными сандаловыми нотками.

Насытившись дурманящим запахом, я избавляюсь от своей одежды, аккуратно складываю ее стопочкой на стуле и ныряю в принадлежащую Матвею вещь. Выуживаю из валяющейся рядом сумочки резинку, собираю волосы на затылке, оставляя шею обнаженно-незащищенной, и иду на звук суетливых шорохов.

– А тебе идет.

Сводный брат моментально оборачивается, стоит моим шагам раздаться у него за спиной, и напрочь забывает о кипящем чайнике. Испытывает мои нервы на прочность и заставляет лихорадочно сглатывать, потому что кожа в тех местах, где ее касается его взор, нещадно печет.

– Спасибо.

Сиплю полузадушено и мелкими перебежками передвигаюсь к столу, чтобы устроиться на одном из двух стульев. Кое-как пережидаю бушующее внутри цунами и с опозданием отправляю маме лживое сообщение.