Безумие (СИ)

Делаю несколько шагов на выход из этой стерильной белизны и замираю перед расправленной кроватью, мнусь. Не хочется впускать правду в себя. Еще несколько часов назад, здесь лежал друг, а теперь… кто он мне? Никто.

- Он ушел час назад. Всю ночь бдел за мной. Мальчишка. – Это хорошо, хочется ответить, но я молча выхожу.

Перед глазами грустные скобки Грегори, а потом спина и это удручает, хоть и не сильно. Я в этом даже вижу некие плюсы. Он бросит перемыкаться на мне, найдет себе такую же веселую и задорную девушку и все будет хорошо, а я действительно порадуюсь за него, и может, когда-нибудь мы сможем опять дружить? Мне бы этого хотелось, в моем мире и так немного друзей, поэтому не хочется терять хотя бы одного.

В столовой появляюсь только после долгой пробежки и затяжного душа. Не знаю, что хотелось смыть с себя, но терла кожу очень долго, до покраснения и удовлетворенно разглядывала ее в зеркало, услужливо установленного прямо напротив – во весь рост. Даже если очень сильно захочешь, не сможешь пропустить и миллиметр кожи. Не знаю, что во мне видят мужчины, особенно, такие как Грегори, самая обычная – бледная, голубые глаза, тонкий нос, впрочем, как и губы и резкие черты скул, сужающиеся треугольником к подбородку. Тощее тело, никакой груди, ну не считая единичного размера. Я в общей массе этих мужчин просто теряюсь. Бледнявка. Так и должно быть, правильно он называет меня мышью. Тихая, и неприметная, особенно когда спрятана в своем капюшоне.

Смотрю на мобильник и решительно жму долбанную зеленую кнопочку. Три гудка с той стороны щекотят нервы и обрываются обиженным сопением. Он не говорит со мной, потому как уверен, что в ответ услышит тишину. Да, не смотря на последний срыв, я всегда набирала его и он отвечал. Сначала. А вот сейчас принимает вызов и молчит в трубку. Такое беззвучное общение у нас, но не сегодня.

- Прости меня. – Шепчу, сопящему собеседнику и замолкаю. Это все, на что я сейчас способна.

- За что мам? – Устало отзывается.

- За все малыш. Такая не путевая я тебе досталась. – Как объяснить ребенку, что в моем состоянии это нормальный припадок. Ебаное расстройство личности, психоз и апатия и прочая хуйня, слишком прочно проросшая во мне, слившаяся с моим сумасшествием.

- Ты у меня самая лучшая, не смотря ни на что! – Ты плачешь, я это слышу, и это убивает меня. Заставляет долбанный моторчик в груди разрываться от вины. Я не лучшая, я просто нелепая случайность, произошедшая с тобой и расстраивающая тебя малыш.

- Малыш я буду стараться для тебя. – Шепчу твоим слезам, опять даю ложные обещания? Одно радует, если меня не станет, у тебя будет защита в виде моего тебе наследия и таких добрых людей как Лис. Именно это она обещала. И я знаю, что выполнит данное обещание.

- Ты уж постарайся, я только привык к тому, что у меня есть ты.

- А у меня есть ты и да, я буду стараться.

Мы еще недолго пообщались, надеюсь, я заслужу его прощение. Я слышала, как ребенок успокоился, как высморкался, и даже представила, как он улыбнулся, и мы попрощались, до рассвета.

- Я постараюсь. – Прошептала на прощание уже давно выключенному пластику и пошла завтракать. И это старание приведет меня к окончательному падению в своих глазах, но, черт побери Я БУДУ СТАРАТЬСЯ.

Время для завтрака оказалось, если сказать мягко – поздним. Поэтому не удивилась пустому помещению столовой, и вольготно распорядилась остатками некогда богатого разнообразия из омлета - маленького, холодного кусочка и стаканчика сока с хлебом. Думаю, для перекуса сойдет, все равно нормальный выбор был только из бутербродов, от которых меня уже тошнит.

А вот в спортзале народу было достаточно и мне практически удалось, проскользнуть до Лисы, бережно протиравшей своих любимых кинжалов, не замеченной.

Несоответствие врезается в мозг. Такая маленькая, нахальная девчонка и такая нежная, заботливая к своим маленьким друзьям. Ей больше подошло бы выковыривать этими кинжалами грязь из под ногтей, но нет, это же Лис и ее любовники в количестве десяти штук. Лежат на расстеленном замшевом чехле, каждый в своем кармашке, очищенные и отполированные заботливой рукой, протертые каждый с трепетом и любовью.

Я не такая. Мой товарищ своим злобным хищным лезвием касается стены, на которую я его вешаю. Гребанный символ. Я не глажу его, нет. Обычное скольжение мягкой материи смоченной в оружейном масле по стали и обратно как обелиску на стену, чтобы каждый решивший посетить мою обитель смог им любоваться. Знать, что я опасна, увериться в этом.

Мне нравится его грубость и надежность, а еще мне нравится им орудовать. Вонзать в стену и представлять вместо нее широкую грудь. Да мне нравится это делать, как мне кажется и ему это нравится, он сверкает от счастья, что может быть полезен для сумасшедшей и я должна за это ему, как минимум сказать «спасибо». Ему, безмолвному свидетелю моего отчаянья и я сейчас не о своем занятии по убиванию стены, нет, я сейчас о том, как после этих ударов он с пола тихо наблюдает мою истерику, слезы - безмолвный свидетель.