Безумие (СИ)

Господи боже. Да я же чертов оратор! Смотрю на внимающую моим словам толпу, киваю Шакалу, и он понимает меня. Встает очень близко ко мне, а мне хочется посмотреть, не прижались ли остальные так близко к его тылам. Но не до этого. Сосредотачиваюсь, зову своего щенка, приманиваю ближе, глажу его против шерсти, и наблюдаю, как моя сила растет, увеличивается. Как бы это все банально не оказалось, но стоило найти маленький ключик к второй части себя, как сила откликнулась, склонилась предо мной. Я теперь ее хозяин, добрый и ласковый, когда нужна лишь малейшая помощь и злая и мстительная, когда нужен большой, устойчивый и направленный выброс.

Все просто. Она работает напрямую от эмоций. Сильных, безжалостных, устойчивых, и этих эмоций во мне очень много, глухих отголосков, не касающихся моего сознания, не испытываемых мной самой.

Сила накапливается в моих мышцах, концентрируется, струится по венам чернильной тьмой, и я отпускаю ее, только когда замечаю, как это марево начинает просачиваться через мои поры. Веду в здание, направляю в землю, обвожу ей территории первого этажа, вижу, как она просачивается сквозь стены, не видя в этом преграды, как исчезает в земле.

- Все. – Говорю, поворачиваю голову, убеждаюсь, что моя сила не задела членов группы и пропускаю Шакала вперед.

Ты равняешься со мной и начинаешь трансформацию и это зрелище прекрасно и не только потому, что я вижу на твоем сведенном судорогой теле и лице боль. Нет. Я вижу, как твоя маска на несколько секунд трещит и осыпается осколками под трансформированными мышцами, вижу, как закатываются твои глаза, как болезненный оскал искривляет твои губы. И пока только это является для меня доказательством того, что ты не просто хладнокровная машина для убийств, а просто еще одно не правильное по своей природе существо. С живыми эмоциями, с живыми глазами, в которых бьется в агонии болезненная тьма, заполняющая радужку.

Шакал оттесняет теперь меня за свою широкую спину и ломает что-то отдаленно напоминающее двери. Шаги тихие, движения скользящие и уверенные, это у нас с ним. Остальных я не вижу, просто копирую все движения впереди идущего, огибаю застывшие в разных позах фигуры отрешенных. Продвигаемся практически бесшумно, не забывая при этом считать тела, встречающиеся на нашем пути. И их много. Слишком много, а движения, в котором их застал мой цербер, наталкивает на мысли об их попытке скрыться, убежать с глаз. Или же просто они были взволнованными от голода.

Находим лестницу, поднимаемся. Один брошенный вскользь взгляд назад подтвердил мои догадки о начале работы мужчин. Методичной, тихой, умелой работе мужчин. Сейчас в них не осталось и следа нервного напряжения, сейчас это войны, защитники, профессионалы, выполняющие свою работу. Я помогла и теперь могу не волноваться об незнакомых мне мужчинах.

Подъем не занимает много времени и Шакал ненадолго замирает, прислушивается и насколько возможно тихо выбивает дверь.

Мы влетаем в полупустой коридор с множествами ответвлений, начинаем уже собственную кровавую работу. Комнаты, предстающие перед моими глазами, необжитые, недостроенные, брошенные, пропахшие затхлостью и плесенью не всегда заполнены врагами, большинство из них пусты, и это хорошо, наверное.

Продвигаемся дальше, находим пару, тройку отрешенных, делаем свою работу без энтузиазма добираясь до третьего этажа. Там меняется все. Включаются инстинкты. Желание жить вместе с пульсацией адреналина в крови и заполняет сознание, растворяет в кровавой пелене перед глазами. Нахожу удобную стену, прикрываю свою спину и пытаюсь вычленить тебя из постоянно наступающих на меня тел. Я вне опасности, я знаю это, но почему-то очень беспокоюсь о тебе. Поэтому мои движения размерены с каждым взмахом, ударом, временно открытым освобожденным пространством, попытка рассмотреть, вычленить тебя из тел наступающих прочным кольцом. И это получается далеко не с первого раза. Мои глаза натыкаются на тьму в твоих глазах, и я ухмыляюсь.

Ты копируешь мою позу. Прижался спиной, как раз напротив меня и так же пытаешься вычленить мое тело из этого ада.

По крайней мере, это стадо очень быстро редеет. Это успокаивает и меня и тебя. А я чертовски рада, что ты перестаешь вести себя как моя личная нянька.

Не долгая вакханалия и скупые удары не могут быть вечными, и с последним взмахом я вижу, как к моим ногам валится последняя отсеченная голова, но не мной. Это ты хрипишь, стоя напротив меня и мне на секунду кажется, что сейчас я увижу клубы пара, вырывающиеся из твоих ноздрей и яростный рык, но нет Зверь, просто неподвижен. Следит за мной, следит за рукой, которая медленно опускается и ослабляет хватку на рукояти, как в тишине раздается лязг железа о бетон. Твои глаза поднимаются, всматриваясь в мое лицо, а я медленно оседаю. Стекаю по стене и приглашающе развожу руки.