Безумие (СИ)

Леденящее и почти загробное спокойствие моей квартиры немного успокоило меня. Я стоял посреди комнаты и меня трясло. Трясло от безысходности. Сейчас мне так хотелось вернуться назад. В то время, когда я ещё не успел натворить всех этих глупостей. Когда где-то просто можно было промолчать, где-то понять любимого человека и не губить эту хрупкую субстанцию под названием «любовь», которая может разрушиться даже от простых слов.

Я пошел на кухню и налил себе целый стакан текилы, чтобы её горький вкус хоть ненадолго выжег всё то безумие, что съедало меня. Я ходил по комнате, словно заключённый. Мыслям стало тесно в этой квартире. Я задыхался в этих четырёх стенах. Мне срочно нужен свежий воздух. Оставив дверь квартиры распахнутой настежь и прихватив с собой текилу, я отправился на крышу. Шесть этажей спокойной, планомерной ходьбы. Шесть этажей равномерного лязга подошвы обуви по ступеням, который словно смычок по струнам, отражаясь от пустых стен лестничной клетки, бил по нервам. Как будто кто-то точил гигантский нож. Я вдруг вспомнил игру «Сайлент Хилл» и Пирамидоголового с его гигантским тесаком. Меня пробило на смех. Алкоголь мутил моё сознание. Теперь уже ничего не важно. Дверь, ведущая на крышу, была прикрыта и завязана на алюминиевую проволоку. Ударом ноги, распахнув этот кусок металла, я вышел в дождь. Раздался вороний грай и трепет крыльев. Я повернул голову вправо и увидел небольшой навес возле выхода на крышу. Под ним на одной из толстых неаккуратно обструганных жердин сидел непонятно откуда тут взявшийся ворон. Беспорядочно поворачивая голову из стороны в сторону, он пялился на меня. Лампочка, покрашенная в тёмный цвет, болталась под крышей навеса и раскачивалась из стороны в сторону из-за дуновения ветра.

«Жутковатая картина», — подумал я, направляясь к краю крыши.

Остановившись на самом краю, я смотрел на мир, простирающийся передо мной. А мир смотрел на меня. Смотрел горящим жёлтым цветом глазницами окон, разноцветными зрачками фонарей, ночных вывесок и рекламных щитов. Казалось, что сам ветер поёт мне заупокойную. Я всегда хотел знать, о чём думают самоубийцы в момент своего рокового решения, и теперь, кажется, я знал их мысли. Запрокинув голову, закрыв глаза и борясь с рвотным инстинктом, я глотал алкоголь. Вырываясь из горла бутыли, он стекал по лицу, смешиваясь с каплями дождя. Нарастал звук приближающейся сирены. Вот и всё. Пришло время платить за свои поступки. Я поднялся на небольшое возвышение на краю крыши, обитое жестью и сделал небольшой шаг, так, чтобы носки обуви оказались над пропастью. Над бездной. Внизу во тьме я увидел мерцание включенной сирены, которое проследовало к нам во двор, остановилось недалеко от моего подъезда и затем раздались еле слышные хлопки закрывающихся дверей. Я вспомнил о Нике. Бутылка полетела вниз. Нет. Я этого не сделаю, промелькнуло в моей голове. Я же решил жить дальше. Хотя… Я уже давно не жил, а просто существовал. Порыв ветра ударил мне в спину, и моя правая нога соскользнула с мокрой жести. Я дёрнулся, замахал руками и, извернувшись, успел схватиться левой рукой за край возвышения, на котором только что стоял. Левый бок обожгло острой болью от удара. Ширина возвышения была примерно в длину моей руки, и я повис на обеих руках, упираясь грудью в мокрую жесть. Меня все предали. Даже ветер. Даже дождь… Я так любил этот чёртов дождь, и вот чем он мне отплатил…

— Вот она, — сказал участковый, глядя на распахнутую дверь квартиры.

Двое людей в форме поднялись по ступеням и осторожно зашли в неё, озираясь по сторонам.

— Есть кто дома?

Участковому никто не ответил. Гробовое молчание нарушало лишь довольно громкое тиканье старых настенных часов, доносящееся со стороны зала.

— Надо осмотреться, — сказал сержант и пошел проверять комнаты.

Участковый остался стоять в коридоре и осмотрелся по сторонам.

«Обычная, ничем не примечательная квартира. Всё как у всех», — подумал он, заглядывая в зал.

— Не похоже на жилище изверга, — сказал вернувшийся к нему сержант. — Надеюсь тот парень выживет.

Вместе они зашли в зал. Посреди комнаты стояла кровать. В правом углу у окна прижимался к стене небольшой стол, на нём стоял монитор. По столу и на полу были рассыпаны книги.

— Маяковский, Воннегут, Есенин, Буковски, Эдгар По, — перечислял вслух сержант, подойдя к столу. — А наш парень, оказывается, любил читать.

Участковый заметил на полу обломки пластмассы. Подойдя, он нагнулся, чтобы поближе их рассмотреть.

— Хрен с ними, с этим отпечатками, — сказал участковый, поднимая рамку. — Мы же с тобой не киношные агенты ФБР.

Они засмеялись. Через всю рамку тянулась трещина, расколовшая стекло напополам. Изображение было видно только наполовину. Было видно лицо улыбающейся милой девушки. На её плече была чья-то рука.

За окнами раздался хлопок, и наперебой завизжали сигнализации машин.