Безумием мнимым безумие мира обличившие

Проходившая общие послушания рясофорная послушница Елена вскоре была назначена игуменией Варварой уставщицей, как хорошо знавшая богослужебный устав. При второй пюхтицкой настоятельнице игумении Алексии (Пляшкевич), управлявшей монастырем с 1897 по 1921 год, она несла послушание на монастырском Ревельском подворье.

С тех давних времен сохранилось предание. Как-то мать Елена возвращалась с подворья в Таллинне. За ней была послана из монастыря лошадь на станцию Йыхви (тогда Йевве), где тоже было небольшое монастырское подворье для приезжающих в Пюхтицы по железной дороге. Однако мать Елена, тогда уже в возрасте 50-ти лет, не пожелала ехать, а возвратилась в монастырь пешком, пройдя 25 километров от станции. Случай тот запомнился. Видно, с тех пор она и стала привлекать внимание своим странным поведением.

Последовали тяжелые годы войн и разрухи.

Сразу по возвращении в монастырь из Таллинна мать Елена была послана на послушание в Гефсиманию — так назывался монастырский скит в 25-ти верстах от обители и в 2-х верстах от села Яамы, где в бывшей Вихтизбийской лесной даче была устроена монастырская богадельня и уединенно жили 10–15 насельниц (преимущественно престарелые монахини и две слепые, с детства принятые в монастырь), имевших для своего пропитания небольшое хозяйство, в основном огороды и 5–6 коров.

Помимо трудов насельницы скита ежедневно исполняли молитвенное правило преподобного Пахомия Великого, введенное при первой настоятельнице игумении Варваре в 1896 году. В него входит 12 псалмов днем и 12 псалмов ночью с умилительными тропарями и многочисленными поклонами. В скитскую домовую церковь в честь Успения Божией Матери ежемесячно приезжал священник совершать Божественную Литургию и причащать больных стариц. По праздникам все вместе ездили в церковь в Яамы.

Незадолго перед второй мировой войной, в 1938 году, мать Елена, почитавшаяся тогда уже блаженной, возвратилась в обитель из Гефсиманского скита. По рассказам сестер, она пришла в монастырь в тот год на праздник Троицы вместе с матерью Алексией, которая несла в Гефсиманском скиту послушание келарши. В скит блаженная старица больше уже не возвратилась. Она поселилась в домике у калитки при святых вратах, в крайней угловой келлии. Там жила тогда монахиня Асенефа (Екимова), у которой в начале апреля умерла келейница монахиня Арсения (Репина), бывшая привратницей у монастырских врат.

Многое, по сохранившимся в обители преданиям, ясно свидетельствует о богоугодной жизни матери Елены. И поныне среди пюхтицких сестер с благоговением сохраняется память о блаженной старице, под видом юродства скрывавшей свои подвиги. Вся жизнь матери Елены была сокровенна в Боге, и лишь из кратких сведений, имеющихся о ней, как из драгоценных крупиц, можно составить образ благодатной старицы.

Схимонахиня Варсонофия, поступившая в обитель в 1934 году, рассказывала: «В то время уже 68-летняя мать Елена была выше среднего роста, видная, крепкого телосложения, и все поступки ее были, как блаженной.

Как-то раз пришла она на кухню, где я, тогда еще молодая послушница Анна, несла послушание, села на большую скамейку и пропела церковный хвалебный гимн «Тебе Бога хвалим» — от начала до конца. В другой раз в соборе поднялась на клирос, посидела с певчими, потом спустилась и ушла (сама она на клиросе не пела, но была хорошей уставщицей и много стихир и тропарей знала наизусть).

Бывало, встретишь ее и скажешь: «Мать Елена, благословите!» Она скажет: «Бог благословит!» А то ответит: «Не моя неделя». Или и вовсе молча пройдет. Ночью ее часто можно было видеть с кухни. Около 3-х часов ночи выходит и начинает вокруг собора ходить: то камешки собирает, потом их переносит, то опять на место кладет. И все это имело особенное значение. В обители издавна существует предание о том, что в 3 часа ночи здесь Матерь Божия является. Валаамский старец иеромонах Памва, по сохранившимся рассказам, неоднократно пюхтицким сестрам о том же говорил: «В 3 часа ночи у вас в обители Матерь Божия всегда ходит».

Странным своим поведением мать Елена привлекала внимание: то вдруг закричит, то замашет рукой, то даже ногой топнет — и все действия ее при этом были резкие, стремительные.

Сон мать Елена имела самый непродолжительный: ночью пела и читала псалмы. Псалтирь знала наизусть. Любила мыть, чистить, особенно туалеты. Крест юродства ради Господа она добровольно несла всю свою долгую жизнь.

Еще помню, я на кухне жила, а меня послали за картошкой в погреб. Я бегу скорее туда, а она — откуда только взялась — ко мне бежит в погреб и за дверь. «Мать Елена, только не закрой, ради Бога, мать Елена!» — прошу ее, а она смеется, а сама все за дверь держится.

Или вдруг стала ходить в домик рядом с монастырем, зачастила туда, все нет-нет да и зайдет. Видно, от чего-то жильцов избавляла. Все уже знали: где должно что-то случиться, она начинает ходить туда; где плохо — там всегда она.