Безумием мнимым безумие мира обличившие

23-го июня 1917 года был убит ее брат — второй близнец Константин, который пошел на фронт добровольцем и за личную храбрость заслужил золотое оружие и солдатский Георгиевский крест.

В 1918 году она потеряла любимую сестру Наташу, с которой у нее была духовная близость. В 1918 году, 19-ти лет, Наташа ушла из дома в христианскую общину, которых тогда было много. Она оказалась в общине Александра Введенского, под названием «живая церковь». Вряд ли этому могла сочувствовать Катя. В сентябре 1918 года Наташа заболела крупозным воспалением легких и умерла 20-ти лет от роду. Ее смерть была ударом для Кати. Распад фронта, личные и семейные переживания сломили ее, и она тяжело заболела, а когда поправилась — не осталась с родителями, а пошла работать простой работницей в бывшее имение великого князя Николая Николаевича — село Беззаботное под Петербургом. Там она столкнулась с темными сторонами жизни и всеми ее ужасами. Но они не сломили ее духа. Помогли нравственная чистота и вера.

В 1919 году Катя с родителями попала в Эстонию. В то время отец ее служил в Красной армии, и они свободно уехали в Таллинн. Там Катя много болела: ухаживая за сыпнотифозными, она заболела сама. В 1920 году, поправившись, пошла работать на огороды в Нарве. Ей хотелось иметь собственные деньги, чтобы тратить на помощь бедным. Тут у нее созрело давнишнее желание уйти в монастырь. Семьи у Кати никогда не было, но она не переставала всегда сильно тосковать по ушедшим. Особенно любила вспоминать о брате Константине и сестре Наташе.

Катя любила музыку. У нее был прекрасный голос и слух. Она могла голосом передавать оркестровые мелодии и даже подражать шуму леса. Она играла на пианино и пела самоучкой очень хорошо. Нарядов она не любила и часто говорила матери: «Раздай все — тогда я буду счастлива».

Катя была очень строга к себе. У нее была маленькая слабость: видя что-нибудь вкусное, она не могла удержаться, чтобы не полакомиться. За это она посадила себя на хлеб и воду на несколько лет. Она была очень умна и наблюдательна. Эти ее качества, все пережитое, а главное, ее горячая любовь к Богу и к человеку сделали ее прозорливой. Вот несколько примеров прозорливости Екатерины при ее жизни в миру.

Когда старшего брата Георгия арестовали и он попал в тюрьму, Катя написала письмо жене брата, Татьяне Константиновне, утешая ее уверенностью в его возвращении, и это исполнилось.

Однажды ее близкие родственники собирались поехать на машине; она отговаривала, предчувствуя беду, и на самом деле машина потерпела катастрофу.

Пришла к ним как-то в дом веселая жизнерадостная женщина. Катя вышла из своей комнаты и поклонилась ей в ноги. Все удивились, а женщина спросила: «Почему вы мне кланяетесь?» — «Я кланяюсь не вам, а вашим страданиям!» — ответила Катя. Впоследствии оказалось, действительно, эта женщина много страдала.

Пятого июля 1922 года Екатерина была принята в число послушниц Пюхтицкого монастыря и стала трудиться вместе с сестрами на монастырских полях и огородах. Вскоре ее перевели в Гсфсиманский скит, находившийся в 30 км от монастыря, в большом сосновом лесу. Там стояло три дома. В одном из них была церковь Погребения Божией Матери, а служба Погребения совершалась 17-го августа, когда приносили чудотворную икону из Пюхтиц. В течение года служба в скиту бывала редко, только раз в месяц приезжал монастырский священник, служил Литургию и причащал сестер. Но зато в престольный праздник в скит стекалась масса богомольцев, приезжало духовенство, матушка игумения, сестры, певчие; иногда чин Погребения возглавлял правящий архиерей.

В скиту жили 8–9, иногда и до 18-ти сестер — монахинь и послушниц. Старшей была мать Параскева, добрая, кроткая, мудрая старица. Жизнь скитянок была отшельнической, огличалась большой суровостью и тяжелым трудом. Они имели свое подсобное хозяйство, в основном огороды. Было и несколько коров, для которых заготавливали на зиму сено. Одним словом, питались сестры-скитянки от трудов своих рук.

Катю мать Параскева полюбила, несмотря на то, что доставляла много беспокойства и причиняла огорчения, оградив себя свободой поведения. Катя работала на огородах — этот труд был знаком ей хорошо. А вот косить траву отказывалась, говоря старшей: «Мать Параскева, косить я не умею, а буду выносить траву из болота и сушить».

С первых дней своей жизни в монастыре Катя стала вести себя необычно, странно, по временам юродствовала, но не совсем еще явно.

Живя в Гефсимании, Екатерина часто приходила в монастырь, иногда по делу скита, иногда только по своему желанию. Появлялась она обычно босая; в монастыре ей давали сапоги, но она их где-либо по дороге оставляла и в скит возвращалась разутой.