Гудок подсказал мне, что у меня еще один звонок, и когда я увидела, что это из Чикаго, меня пронзила молния предвкушения.
— Мне нужно идти, Валентина. Поговорим позже.
— Пока.
Я ответила на другой звонок.
— Алло?
— Джианна.
Печаль в ее голосе охладила мои вены.
Я остановилась посреди тротуара, пульс забился у меня в горле.
— Тара... как она? — долгая пауза, и я поняла. Я знала, что моя мама умерла. — Нет...
Я неподвижно стояла, но земля двигалась, угрожая рассыпаться и поглотить меня целиком. У меня перехватило горло, и слова были почти неслышны.
— Я должна увидеть ее завтра.
Билет на самолет до Чикаго вдруг стал весить девять килограмм в моей сумочке.
— Джианна... Мне очень жаль, но она покинула этот мир. Она так долго оставалась сильной....
Мой латте выскользнул из пальцев, разбрызгавшись по тротуару. Солнце согревало кожу, но внутри меня не было ничего, кроме льда. В ушах звенело, и суета Нью-Йоркской улицы была окутана руками горя.
— Я прилечу к ней завтра, — сказала я бездумно.
— Она так сильно тебя любила.
Слезы и улыбка тронули голос медсестры.
— Ты была для нее всем.
Боль, грубая и злая, вырвалась из своей клетки глубоко внутри и схватила меня за горло.
— Почему? — всхлипнула я.
Почему именно она? Почему этот мир так несправедлив? Так горьк? Почему любовь причиняет боль сильнее, чем сама боль?
— То, что она так долго прожила после такого агрессивного рака, было настоящим чудом, Джианна. Ты была благословлена тем, что проводила с ней больше времени.
Единственным благословением была Тара. Она единственная причина, по которой я могла видеть свою маму в хосписном центре, где она жила последние два года. Мой папа запретил мне навещать ее — дышать, если мог.
Слезы жгли мне глаза, сердце, душу.
— Спасибо тебе, Тара, за все, что ты для нее сделала.
— Да, но я не смогу жить с собой, если буду держать мать подальше от ее дочери.
Когда я тупо смотрела перед собой, мир казался таким большим, таким тяжелым, его вес был слишком болезненным, чтобы выдержать.
Кто-то толкнул меня в плечо, выбив телефон из рук.
Он разбился о тротуар.
Я не помнила, как добралась до дома. Но некоторое время спустя я стояла на своей террасе, а с неба лил дождь. Холодный. Одинокий. Высокий. Я плакала, рыдания сотрясали мои плечи. Я плакала двадцать четыре года от боли. Плакала до тех пор, пока у меня не заболел живот и я больше не могла пролить не слезинки.
Это последнее, что я помнила, когда проснулась на жестком полу тюремной камеры.
Одно обвинение в хранении наркотиков и вождении в нетрезвом виде.
Онемение распространилось по моим венам и поселилось в сердце. Я сидела, обхватив руками колени, и смотрела вперед. Я почему-то знала, что Аллистер не придет, но я и не хотела, чтобы он приходил. Не хотела, чтобы кто-то меня спасал. Возможно, именно здесь мне и нужно было быть. Тем не менее через полчаса меня вывели из участка и отправили прямо в клуб Туза.
Он взглянул на меня, покачал головой и снова уставился в бумаги на столе.
— Ты понимаешь, какое дерьмо необходимо, чтобы вытащить тебя из тюрьмы? У меня достаточно забот и без того, чтобы присматривать за тобой.
Я понимала значение его слов, но все равно ничего не чувствовала. На моих висел лежал чей-то пиджак. Он был тяжелым, и на секунду мне показалось, что это чувство вины.
— Я бы, черт возьми, оставил тебя там, если бы не думал, что ты треснешь, как яйцо, когда тебя начнут допрашивать в первый раз. Тебе необходим чертов психотерапевт, Джианна, — выпалил он, проводя рукой по волосам. — То дерьмо, через которое ты прошла... от твоего отца меня тошнит. Я хотел покончить с ним, когда мне было десять.
Наши отцы были друзьями семьи. Я знала Нико с пяти, а он с шести. Возможно, это идеальная романтическая история — Нико видел большинство моих извращённых маленьких кусочков. Но я никогда не смогу полюбить Нико. Он не спас меня.
— Я знаю, что ты собираешься сказать, но я должен спросить: ты хочешь вернуться домой в Чикаго? — я отрицательно покачала головой. — Тогда твоя одинокая жизнь окончена. — его взгляд встретился с моим. — Выбери одного из моих людей, Джианна, или я сделаю это за тебя.
Спустя неделю, я стала Миссис Ричард Марино.
Глава 7
Кристиан
— Ты когда-нибудь хотела чего-то, Саша, чего-то, от чего не могла избавиться, как ни старалась?
Ее мягкий, ванильный аромат, впечатление, которое ее руки оставляют на мне в течение многих дней, ее нелепая одежда, хриплый смех, освещающий мое тело.
— Тогда ты почувствуешь это на вкус... — и это вызывает у тебя озноб. — И забудешь, почему не хотела этого с самого начала?
Саша открыла рот, закрыла.
— Ты хочешь того, чего не можешь получить.
Слова слетали с ее губ в задумчивости и недоверии, будто она не верила, что я не в состоянии получить то, что хочу.
Я скинул волнение с плеч.
— Я хотел чего-то, что