Безумная парочка

– Если состояние Алексис ухудшится, я обязательно позвоню вам. Не беспокойтесь.

– Хорошо. Спасибо, что пригласила меня на ленч, дорогая. Это большая щедрость с твоей стороны.

– Это вы доставили мне удовольствие.

Мысли Луизы метались из стороны в сторону, уносились вдаль. Она не могла дождаться мгновения, когда выйдет из аптеки и сядет в машину. Слава Богу, она не оставила её в гараже Бака, не то пикап уже был сейчас бы, вероятно, в полуразобранном состоянии.

– Не изнуряйте себя, Джулиана, слышите?

Женщины поцеловали друг друга в щеки.

– Я просто выполняю мою работу. – Джулиана уставилась серыми глазами на кофе. – И рассчитываю на то, что другие тоже выполнят свою. Надеюсь, эта ленивая миссис Финнеган не забудет сегодня спустить за собой воду в туалете. Всему есть предел, ты ведь это знаешь?

Луиза ничего уже не знала. Ничего не слышала. Ее сердце билось так сильно, что она с трудом думала. Она не испытывала такого страха с того времени, когда на втором месяце беременности услышала от Марка, что они должны усыновить Харри. Алексис и Харри. Алексис и Харри. Алексис. Харри. В течение трехмильной дороги домой эта мелодия снова и снова звучала в её голове.

Лишь одна посторонняя мысль вторглась в сознание женщины: Джулиана превратилась в старуху.

8

На медвежьей шкуре осталось лишь небольшое пятнышко крови – я ждала сильного кровотечения. Также меня удивила безболезненность первых движений, разорвавших плеву или как она там называется.

Наслушавшись в школе девчоночьих рассказов, я полагала, что потеря девственности сопряжена с ужасной, невыносимой болью и кровотечением. Помню, Салли-Энн однажды сказала, что в первый раз девушка кричит, как раненый зверь – так велики физические страдания. Поскольку Салли-Энн призналась в том, что сама она ещё была девственницей, я спросила её, где она почерпнула такую захватывающую информацию.

– Конечно, я услышала это от матери. А ты что думала? Уж она-то должна знать.

Теперь я поняла, что мать Салли-Энн не смогла бы отличить жареную кукурузу от пареной репы, даже если бы её ткнули лицом в тарелку. Или же отец Салли-Энн (местный сантехник) был безжалостным садистом. По правде говоря, он производил впечатление мягкотелого человека, находящегося под каблуком у собственной жены. Я видела его вблизи, когда он пришел прочищать сток нашей кухонной раковины, забившийся жиром и отходами. Но говорит ли о чем-то внешность? Теперь я знаю, какой обманчивой она может быть.

Высказывания моей матери на запретную тему были типичным примером её поразительной замкнутости.

– Ты слишком молода, чтобы задавать такие вопросы.

– Мне уже двенадцать лет. У меня в любой миг могут начаться месячные. Как только это произойдет, я стану женщиной.

– Может быть, так написано в медицинских книгах, но даже если они начнутся завтра, ты все равно останешься ребенком.

– Я знаю некоторых девочек, которые уже не девственницы.

– Кто это? Как их зовут? Ты с ними дружишь?

– Нет, но я слышала, как они разговаривали возле школы.

– Это ужасно!

– Что ужасно? То, что они разговаривали или то, чем занимались?

– Все. И то, и другое. Это отвратительно. Постыдно. Я не хочу, чтобы ты их слушала. Уходи. Держись подальше от этих шлюх.

– Я ухожу от них. Именно поэтому я спрашиваю тебя – потому что не хочу спрашивать их.

– О чем?

– Как это было в первый раз.

Мать сжала свои узкие губы, накрашенные помадой «Алая роза», так плотно, что они практически исчезли с её лица.

– Когда придет время и ты станешь взрослой, ты сама все узнаешь.

– Больше ничего не скажешь, мама?

– Это тебе не пикник. Мне больше нечего сказать.

– Это действительно так неприятно?

– Веди себя, как подобает леди, Алексис.

– Леди носят белые перчатки и выглядят, как Оливия де Хэвиленд.

– Ты чересчур остроумная.

Наша беседа состоялась всего несколько месяцев тому назад. Больше мы не разговаривали на эту тему. Мать сама поставила точку на нашем общении. Довольно, больше не приставай ко мне и веди себя, как леди.

– Что тут забавного? – спросил Харри.

Я не заметила, что рассмеялась перед тем, как Харри задал мне вопрос. Он лежал на медвежьей шкуре возле меня с обнаженным торсом. Должно быть, он в какой-то момент снял свитер, но я не помню, когда. Все происшедшее было ярким, ослепляющим сном – коротким и столь насыщенным, что я не могла разделить его на отдельные части.

– На самом деле это пикник – вот почему я смеюсь.

Я пересказала ему то, что услышала от мамы.

– Не хватает только жареного цыпленка, картофельного салата и пива. Я все ещё смеялась. – Подожди, я забыла муравьев.

Я чувствовала, что Харри смотрел на меня пристально, внимательно, с нежностью. Он перекатился на бок и обнял меня своими красивыми нежными руками. Мы всего несколько минут тому назад перестали заниматься любовью, и он, вероятно, понял, что я ещё не пришла в себя окончательно. Он выглядел так, словно тоже парил в воздухе.

– С тобой все в порядке, Алексис?