Безумная парочка

– Почему я должна бояться? Мне нечего скрывать. Но я думаю, что тебе следует поберечь отца. У него усталый вид. Стоит ли обременять его нашими проблемами именно сейчас?

– По-моему, стоит! – с вызовом выпалила Джинна. – По-моему, момент для этого идеальный. Чего ждать? Чем раньше папа услышит плохие новости, тем лучше будет для него.

– Плохие новости? – сказал Иэн.

Последовав его примеру, женщины сели. Как здесь уютно, подумал он, согреваясь благодаря пламени камина и виски. Он предпочел бы вернуться домой после конца ссоры. Но поскольку он застал её, то не мог уклониться от своих обязанностей. Его долг перед дочерью – дать ей высказаться. Тем более что в прошлом он уделял ей мало внимания.

Бедная маленькая Джинна. Будучи единственным ребенком и так рано потеряв мать и няню, она страдала от одиночества, несмотря на их богатство.

– Очень хорошо, Джинна. – Он настроился выслушать поток скучных подробностей, не представлявших для него большого интереса. – Говори, если считаешь это необходимым.

Джинна набрала воздуха в легкие.

– Алексис тебе изменяет.

В комнате воцарилась тишина, нарушаемая лишь тиканьем стоявших на камине часов и периодического потрескивания дров. Капли дождя почти беззвучно барабанили по окну, деревья качались на ветру. Но весь этот шум не доносился сюда. Он был внешним, не имевшим значения. Важным было лишь тиканье часов, потрескивание поленьев, бесстрастное лицо Алексис, повисшие в воздухе слова Джинны, доносящийся с кухни аппетитный запах. Что приготовила на обед миссис Кук? – подумал Иэн. Почему он не может рассердиться на Джинну?

Возможно, потому что в глубине души он знал, что она говорит правду, хотя и не желал признать это. На Алексис он также не мог сердиться. Он пренебрегал ею, плохо обращался с ней. Его удивляло только одно – почему она не изменяла ему прежде? Возможно, изменяла, но искусно заметала следы. После возвращения Джинны домой эта ловкость перестала помогать. Он не мог понять причину своей жалости к обеим женщинам. Единственным человеком, которого он не жалел, был он сам, предполагаемая жертва.

– Ты слышишь меня, папа? – спросила Джинна. – Ты что-нибудь скажешь? Не хочешь спросить меня, кто этот человек?

– Нет.

– Почему? Неужели тебе безразлично то, что из тебя делают дурака? Или ты мне не веришь? Думаешь, что я лгу, сочиняю? Да? Я не лгу!

Иэн предпочел бы оказаться сейчас в офисе, заниматься такими конкретными вопросами, как цены фондового рынка и антисемитские планы арабов. Эти проблемы были значительно менее сложными, чем связанные с коварным миром чувств.

– Я считаю, – тихо произнес он, – что ты забрела в сферу поведения, которая тебя не касается. Верность или неверность Алексис – все это не имеет к тебе никакого отношения. Абсолютно никакого. Тебе следовало осознать это, прежде чем раскрывать рот. Что касается меня, то я буду считать, что этого разговора просто не было.

Джинна сжалась в кресле, словно отец ударил её. Глаза девушки говорили о том, что она чувствует себя преданной. Иэн понял, что сейчас он потерял дочь. Их отношения уже никогда не будут прежними. Он выбрал жену, отвергнув дочь, и навсегда потерял доверие Джинны. Возможно, она возненавидит его, но вряд ли это чувство сохранится надолго. Пожалуй, лишь до того времени, когда она влюбится и выйдет замуж. Тогда она простит его, и они снова будут друзьями.

Он грустно улыбнулся самому себе. Друзьями. Жалкая замена драгоценной любви, соединявшей отца и дочь. В грядущие годы они оба будут вспоминать, что именно в этот момент он порвал связывавшую их нить.

– Значит, все закончено, – сказала Алексис. – Кто голоден?

Никто.

В последующие недели Иэн проявлял к Алексис больше доброты и внимания, чем обычно, хотя сам не знал, почему. Он словно пытался смириться с изменой Алексис, заверить жену, что не осуждает её, сказать ей (без слов), что не видит её вины в случившемся. Иногда он спрашивал себя, кто этот человек, откуда Джинна знает его. Но он никогда не спрашивал дочь.

Это любопытство пробуждалось в нем в самые неожиданные моменты. Присутствуя на важной деловой встрече или диктуя своей секретарше, Иэн мог вдруг увидеть Алексис, занимающуюся любовью с безликим незнакомцем. Эта картина заставляла его терять логическую нить того, что он слышал или, что было ещё хуже, говорил сам.

Самым странным во всей этой истории казалось то, что Алексис, похоже, совсем не испытывала смущения, не чувствовала себя оскорбленной. Возможно, она действительно ни в чем не виновата. Джинна могла ошибиться или солгать. После того тягостного вечера они не возвращались к этому вопросу, и Иэн не расспрашивал Алексис наедине.

Другая женщина заявила бы о своей невиновности, и не подвергаясь допросу – только не Алексис. Как всегда невозмутимая и сдержанная, они не произнесла ни слова в свою защиту. Просто ничего не говорила, поправил себя Иэн. Словно не приняла всерьез обвинений Джинны.