Безумные дамочки

Когда она вышла из лифта, к ней направились три молодых человека, похожие на служащих в кинотеатрах. У нее было ощущение, что ей предложат хорошее место в первом ряду на хороший фильм, но где же их фонарики? Они провели в высокую часовню с витражами, где уже собралось много народа.

— Покойный вон там, — прошептал один из молодых людей. — Служба начнется через десять минут.

Она задумалась, а что же за люди стояли на улице. Может, они ждут другую службу, а может, хотят видеть покойника не больше, чем она сама. Но было уже слишком поздно уходить.

Они положили слишком много румян на щеки мистера Сверна, стараясь, чтобы он выглядел, как живой, и это поразило Симону, потому что он был холоден и мертв, как камень. Тихая процессия людей шла в один ряд мимо открытого гроба Дэвида Сверна, у некоторых были слезы в глазах, на лицах отражалась нестерпимая боль, у других только вежливое любопытство. Посмотрев на мертвого человека, они останавливались и разговаривали с женщиной, сидевшей в первом ряду сразу за гробом. Симона тут же узнала в ней вдову Дэвида, потому что в его кабинете висели ее фотографии.

Миссис Сверн была маленькой женщиной с курчавыми темными волосами и темными глазами, в которых не было слез. Она держала себя очень достойно, совсем не так, как ожидала Симона после рассказа Хелен о ее реакции на сообщение о неожиданной смерти мужа. Кроме того, к удивлению Симоны, миссис Сверн выглядела невероятно здоровой. И это полуинвалид, которая страдала от приступов колита и целые дни проводила в постели?

Симона подошла к ней и сказала:

— Мы не встречались, но я работала у мистера Сверна. Меня зовут Симона Ласситье.

— Да, — улыбнулась миссис Сверн, — он говорил о вас. Вы та французская девушка, которая работала моделью. Он очень любил вас. Ему было жаль, что вы ушли.

Симона удивилась, что миссис Сверн знает о ее уходе, и рассердилась, что он все переврал. С другой стороны, нельзя же было ожидать, что хозяин расскажет своей жене, будто уволил работницу только потому, что она слишком много знает о его подружке.

— Он был удивительным человеком, — сказала Симона. — Я очень расстроилась, когда узнала о его… уходе.

Симона ненавидела слова типа «уход», она от них задыхалась.

— Спасибо, моя дорогая. Нам всем его будет недоставать.

Симона подумала о своем отце, убитом немцами, когда она была маленькой, и у нее забурчало в желудке. Один из киношвейцаров показал ей, где туалет. В умывальной комнате несколько женщин причесывались и пудрили носы перед зеркалом. Одна из них сказала:

— Надеюсь, служба не затянется. Я должна встретиться с Флоренс в половину первого.

В другой комнате с кабинками она отчетливо услышала, как кого-то рвет за одной из дверей. Симона прокляла недостаток интимности в американских общественных туалетах, потому что знала, что через минуту и ее все услышат, и ничего не поделаешь, потому что начинался понос. Нервы. Они губят ее до сих пор, несмотря на то, что работа у доктора Хокера имела те преимущества, что здесь были любые таблетки и ее еженедельно трахали (для успокоения нервов) в удобном откидном кресле. Доктора Хокера очень волновала проблема ее оргазма, но он так был похож на комического актера, что ей хотелось не кончить, а рассмеяться.

Выскочив из кабинки, Симона лицом к лицу столкнулась с женщиной, которую рвало. Она стояла у соседней раковины и мыла руки. У нее прямые черные волосы, подстриженные в геометрическом стиле. Одета она была в креповое блестящее платье в духе двадцатых годов. Но внимание Симоны привлек браслет. Она с большим интересом уставилась на него. Браслет был украшен изумрудами, рубинами и розовым кварцем, а Симона прекрасно помнила тот зимний день, когда мистер Сверн послал ее к «Картье».

— Извините, — сказала она, — вы Лу Маррон, правильно?

Девушка прекратила мыть руки и со спокойным интересом осмотрела Симону.

— А вы кто?

— Я работала у мистера Сверна. Меня зовут Симона Ласситье, и я очень хорошо помню этот браслет. Я забирала его у «Картье».

На угловатом лице Лу Маррон появилось подобие улыбки, которую Симона не сочла очень приятной. Она быстро высушила руки.

— Симона. Да, конечно. Вы, как я припоминаю, та девчушка с длинным языком.

— Понятия не имею, что вы хотите сказать, — сказала Симона, нервно вспомнив разговор с мистером Сверном, после которого ее уволили.

— Вы хотите, чтобы я освежила вашу память?

Симона пожалела, что не взяла с собой успокоительное, у нее было предчувствие, что оно скоро понадобится.

— Не нужно, — ответила она, — мне не интересно.

— Слушай, мелкое ничтожное трепло, понимаешь, что ты наделала? Или тебе плевать? Ты из людей этого сорта. Распускаешь гнусные слухи и убиваешь неповинных людей.

— Приятно было побеседовать, — сказала Симона, — но мне пора на похороны.

Она едва успела дойти до двери, как Лу Маррон мокрыми руками схватила ее за плечи и развернула к себе лицом. Симона была так поражена этим, что и не пыталась защищаться, когда та врезала ей по лицу и закричала:

— Это тебе за то, что ты рассказала Дэвиду обо мне и о Питере, потаскуха!

Симона зарыдала.