Беверли хотела, чтобы Питер-младший был первенцем и заботился бы о сестре, как ее брат Говард заботился о ней в детстве. Дорогой тупица Говард. Она давным-давно не вспоминала о нем, но когда-то они были очень близки. Говард и рассказал ей о сексе и любимом развлечении его друзей. Подростки в Солт Лейк Сити садились в круг и онанировали. Побеждал тот, кто кончал первым. Потрясающе. Беверли завидовала им, она не могла этим заняться. Говард посочувствовал ей и пояснил, что у девочек все иначе, у них нет «штуки», за которую надо дергать. Беверли очень огорчилась и спросила, а есть ли надежда, что у нее тоже вырастет «штука». Говард сказал, что нет, если она не урод и не лесбиянка (Беверли такого слова раньше не слышала, а брат ничего не объяснил), но когда она подросла, то узнала, чем занимаются девочки, и пришла в восторг. И, вспоминая об утешении, которое дал ей Говард, сожалела, что первым родился не сын, но потом расстроилась, что Питер-младший может оказаться гомосексуалистом. «Как и его отец», — пришло ей в голову, но она оттолкнула от себя эту мысль. Ясно, что Питер не был стопроцентным гомосексуалистом, иначе зачем бы он оставался в браке с ней? И все же не была уверена, что они с Тони Эллиотом занимались только выпуском газеты о модах. У нее не хватало духа прямо спросить Питера. Она боялась того, что может услышать в ответ. С Питером ни в чем нельзя быть уверенным. Он мог рассказать о любых гадостях, если хотел шокировать ее. Ей не хотелось признаваться даже самой себе, но ее муж пугал ее, он непредсказуем, и она временами думала, что совсем не знает его, несмотря на восемь лет совместной жизни.
— Маргарет заберет вас из школы, — сказала Беверли детям.
— А почему ее сейчас нет? — осведомилась Салли.
— Ей удаляют зуб, дорогая.
— Что такое «удаляют»? — спросил Питер-младший.
— Папа объяснит тебе по дороге.
Питер потрепал губами волосы Беверли, и она поймала его взгляд, устремленный в низкий вырез белой ночной рубашки. Ее длинные волосы были стянуты сзади белой тонкой резинкой. В призрачном полумраке комнаты она чувствовала себя юной девушкой, а не женой и матерью.
— Ты похожа на девочку в маминой постели, — сказал Питер, будто прочитав ее мысли.
Дети выбежали в коридор. У Беверли было ощущение, что Питер хочет взять ее прямо сейчас, может, чтобы уравновесить ночное фиаско. Он очень специфически смотрел на нее.
— Мог бы меня подождать, — сказала она.
— Я пытался. Но так бывает.
— Ты тут же заснул.
— Трудный был день, я устал.
— А с Лу Маррон тоже уставал?
Питер поправил узел галстука, хотя все было нормально.
— На ужин меня не будет.
Беверли ждала объяснений, зная, что Питер слишком умен, чтобы лгать в деталях. Она поняла главные правила мудрого бизнесмена: лги меньше, ничего не объясняй без крайней надобности, а потом с честным лицом цеди ложь сквозь зубы.
— А я как раз хотела приготовить ужин по рецепту из «Лайфа», — сказала Беверли.
— Съешь сама, дорогая. Попробуй еще поспать.
— Да, дорогой. Так и сделаю.
Через минуту после его ухода Беверли вылезла из постели, надела бледно-голубой халат поверх короткой ночной рубашки и пошла в гостиную, где над софой висела картина Джона Халтберга. Картина нравилась Беверли, потому что унылый пейзаж был изображен через окно, все было неясно, размыто. Беверли купила его в галерее Марты Джексон в состоянии опьянения, и у нее было ощущение, что она видит мир сквозь мутное стекло и откуда-то издали.
Такое же чувство было у нее и сейчас, когда налила себе чистое старое виски и залпом проглотила его. Спиртное очень плохо действует при мигренях, оно лишь усиливает боль, и Беверли часто удивлялась, почему она продолжает так себя мучить. Ее передернуло от виски. Она покачала головой — подсознательный жест всех алкоголиков, как бы говорящий: «Нет, нет», тогда как их действия говорили: «Да, да».
Беверли было все равно, что она пьяна, во всяком случае, это ее волновало не больше, чем когда жила в Гарден-Сити. Теперь она не пряталась от Маргарет. А что касается Питера, то знала, что он не будет всерьез осуждать ее и не попытается остановить. Разве что иногда скажет: «Если бы ты не пила так много, дорогая…» Мягчайший выговор, и Беверли понимала, почему он так поступает. Питер даст ей пройти весь путь до конца, если она не будет вмешиваться в его жизнь. Взаимная договоренность. Никаких объяснений, никаких проклятий, спокойное взаимопонимание между дружественными врагами, которое позволяет друг другу заниматься своими грязными делишками.
— Убирайся, убирайся!
— Счастливые дни вернулись!
Да, у нее остались паршивые попугаи, и это было еще одной уступкой воле Питера, потому что она ненавидела птиц с самого начала и все-таки не избавилась от них, когда переезжала на Манхэттен.
— Дети, — сказал Питер, — очень их любят, ты знаешь?
— Нет.
— Дети начинают новую жизнь. Это будет нелегко. Они столкнутся с незнакомым окружением, так что нельзя лишать их привычных вещей.