Было чуть больше шести часов утра, когда Симона проснулась в гигантской кровати Роберта Фингерхуда и подумала о Нормандии. В Нью-Йорке сейчас январь, а весенняя Нормандия — это феерические образы цветущих яблонь, покрытых лесами холмов, зеленых пастбищ, живописных коров, могучих лошадей, ухоженных ферм, плодородных пашен, и Симона вообразила, что сидит под яблоней с розовыми цветами и смотрит в безоблачное небо.
Это одно из представлений о Нормандии, почерпнутое из туристических справочников. И когда Симона сейчас читала что-нибудь о Нормандии, перед глазами вставали эти картины, да еще густое молоко, золотистое масло, толстые сыры, и она непременно вспоминала знаменитый «Кальвадос», который согреет даже самую черствую душу.
Но деревня Симоны, Порт-ан-Бессан (население, по последнему справочнику, — около 1300 человек), была на побережье, а это совсем другое дело. Это рыбацкая деревушка. По одну сторону главной улицы — мачты, по другую — пара магазинчиков, пара маленьких кафе, вечный отель «Морской», обращенный фасадом к гавани, в котором ее мать работала официанткой и подавала скатов, крабов, кальмаров, устриц, омаров, сельдь и макрель благодушным клиентам, не обращавшим внимания на рев портовых сирен.
Рыба и рыбаки. Вот как Симона вспоминала Нормандию,
К счастью, Порт-ан-Бессан остался почти цел в день вторжения. Потому что за год до высадки союзников немцы с присущим им индустриальным пылом благоустроили порт, очистили дно, осушили болотца, короче, привели гавань в наилучший вид, чтобы она могла принимать тяжелые баржи, которые понадобятся для вторжения в Англию. По столь активной деятельности местные жители поняли, что немцы не ожидают нападения в этой части французского побережья, иначе, наоборот, вывели бы порт из строя. Вместо этого они, как роботы («Высадка будет в Кале!» — вопил Гитлер, и даже умный стратег Роммель уступил ошибочному мнению), не желая того, помогли войскам союзников, предоставив им шестого июня великолепно оборудованную гавань. Нормандцы с присущим им суховатым юмором оценили иронию судьбы. Они смеялись над этим и в 1959 году, когда Симоне исполнилось шестнадцать и она навсегда покинула Порт-ан-Бессан.
Роберт Фингерхуд пошевелился во сне, затем открыл внимательные глаза.
— Привет, — сказал он. — Доброе утро.
— Привет.
— Хорошо спала?
— Да, — ответила Симона, — очень хорошо.
— Я ночью просыпался, ты посапывала, свернувшись в клубочек.
— Я люблю тебя, — прошептала она. Симона так не чувствовала, но решила, что надо сказать это, чтобы передать теплоту, которую ощущала.
У Роберта был озабоченный вид. Он привык, что в его постели просыпаются странные девушки и блеют о своей любви? У него было чувство вины, что нет ответного чувства? Или просто озабочен тем, что не может найти в ответ подходящие слова, нежные, но ни к чему не обязывающие?
— Ты чудный любовник, — сказала Симона.
Он очень нежно поглядел на нее и ответил:
— Я думаю, это благодаря
— Очень мило.
А потом более резко:
— Будем убивать друг друга любезностями?
Она увидела, что он может быть жестоким.
— Да, пожалуйста. Я хочу, чтобы ты убил меня. — Симону прельщала мысль о гибели от рук мужчины. Ей не нужно будет больше никому и ничего доказывать, не нужно будет кем-то быть, что-то делать, думать о своем внешнем виде.
— Ты красивая девушка, — сказал он, будто заглянув в ее мысли.
Это не так, не совсем так. Симона очень хорошо знала свои недостатки: слишком короткий нос, круглое лицо, но она тщательно боролась с недостатками с помощью грима и стрижки, так что производила впечатление красивой девушки. Волосы. Из-за них она покончит с собой, Триумф, с одной стороны, а с другой — поражение, потому что кропотливая работа по камуфляжу порождала вечный страх перед разоблачением.
— Красивее Аниты? — спросила она. Пришло время пококетничать.
— При чем здесь она?
— Я заметила твой интерес к ней, — ехидно протянула Симона.
— Теперь все прошло.
— Это правда? — спросила она по-французски.
Он передразнил ее высокий голос:
— Правда.
— У Аниты красивое тело, — почувствовав себя увереннее, признала Симона. — Но у нее набивной лифчик. Только не говори ей, что я рассказала. Она до смешного это переживает. — Женщины в любую секунду продадут друг друга, подумала Симона.
В ответ Роберт повернулся и взял в руки ее красивые груди.
— Это позор — носить набивной лифчик. Их надо объявить вне закона.