Безумные дамочки

А потом решила, что если они благополучно приземлятся, то она все сделает, чтобы узнать, правда ли, что латиноамериканцы — паршивые любовники. Если это не так, то все может случиться. У нее даже может случиться первый оргазм в жизни, да еще в испанском стиле!

Когда Беверли прошла таможню, обменяла дорожные чеки на мексиканские деньги и доехала на такси до отеля «Мария Кристина», была уже почти полночь. Самолет прилетел вовремя, но не мог приземлиться из-за того, что взлетно-посадочная полоса была занята, и пилот долго кружил вокруг аэропорта.

Беверли разозлилась. Она нервно крутила часы-браслет с бриллиантами и думала, как ее раздражают всякие задержки, а сейчас еще росло и чувство страха. Заголовок «Двадцать человек погибли в авиакатастрофе» снова всплыл перед глазами, но в этот момент самолет коснулся колесами взлетно-посадочной полосы международного аэропорта в холодном Мексико-Сити.

Стандартная плата за такси до любого отеля была семнадцать с половиной песо, около полутора американских долларов. На первом же перекрестке при красном свете к машине подошел мальчик лет десяти и протянул открытую ладонь. Окно со стороны Беверли было открыто, и рука едва не уткнулась ей лицо. Она испугалась на секунду, а потом отметила, что ребенок стоит на костылях, одной ноги у него не было.

— Mendigo, — сказал шофер и пожал плечами, будто снимая с себя ответственность за жизнь в этой стране.

Пока Беверли думала, сколько денег дать ему, зажегся зеленый свет, и машина рванулась по темной и пустынной улице.

Но потом возникли огни, сверкающая, мерцающая, гипнотизирующая реклама. Это был проспект Реформы, который, как вспомнила Беверли, путеводитель сравнивал с Елисейскими полями в Париже. Сходство и в самом деле присутствовало. Это был красивый широкий проспект, застроенный самыми дорогими и элегантными отелями в городе. Но Беверли не стала заказывать номер в них и выбрала гостиницу «Мария Кристина», которая была в квартале от проспекта Реформы, на улице Лерма.

Она решила остановиться в «Марии Кристине» потому, что эта гостиница меньше и не такая известная. Туристический агент сказал, что там меньше чувствуешь себя американской туристкой, чем в более шикарном месте. У гостиницы был фасад в колониальном стиле. Вестибюль отделан красочной испанской плиткой. Атмосфера излучала покой. Питеру здесь тоже понравилось бы, подумала она. Он всегда говорил, что только нувориши любят пестроту.

— Я Беверли Нортроп, — сказала она седовласому портье, опустив слово «миссис», и подумала, сможет ли когда-нибудь сделать что-то, поехать куда-нибудь, не подумав о том, как бы на это отреагировал Питер. — Я заказывала номер.

Интересно, бар еще открыт? Должно быть. Она читала, что в Мексике вечер начинается очень поздно, поэтому упаковала на всякий случай в чемодан серебряную фляжку с водкой. Я спиваюсь, подумала она. А следующая мысль поразила ее еще больше: ну и плевать!

Посыльный взял ее чемоданы. Идя за ним к лифту, она заметила хорошенькую девушку в черном дождевике, входившую в отель. Что-то в ее лице заинтересовало Беверли, и она не сразу поняла что. Глаза. Они украдкой и как-то враждебно осматривали все вокруг.

Она выглядит так, как я, безрадостно подумала Беверли: несчастливой.

Беверли и Симона познакомились на следующий день за обедом. Они сидели за соседними столиками. Беверли узнала Симону, хотя сейчас, под жарким полуденным солнцем, Симона изменила прическу, стянув волосы сзади чем-то, что напоминало пояс от ее красного платья, и надела огромные солнцезащитные очки.

Обычно Беверли не любила подходить к незнакомым мужчинам и женщинам, но это была необычная ситуация. Она была в чужой стране, и все нормальные правила, по которым жила столько лет, здесь не действовали. Как бы подбадривая себя, Беверли подумала, что в саду-ресторане их были только две одинокие женщины.

Закурив, она преодолела разделявшие их метры. Официант только что подал Симоне блюдо с яйцами, плавающими в зеленом соусе, сказав, что это очень пикантно.

— Извините, — сказала Беверли, удивляясь уверенности своего тона, — но я видела, как вы входили вчера в отель. Вы приехали сразу за мной. На вас был черный дождевик.

Взгляд у Симоны был хотя и вопросительным, но приветливым.

— Да, это была я. Но я вас не видела.

Беверли не ожидала услышать французский акцент и поэтому слегка смутилась. Если бы она не была уверена, что Симона американка, ни за что не заговорила бы с ней.

— Я входила в лифт, — сказала Беверли, досадуя на свою оплошность. Но теперь надо было идти до конца. — Я сижу вон там одна и только что сделала заказ. Если вы не очень возражаете, можно, я пересяду к вам? Не могу есть в одиночестве.

Преодолев первоначальное удивление, Симона радостно сказала:

— Конечно же. — Она широко улыбнулась. — Я тоже не люблю есть одна. До охренения тоскливо, да?

Беверли вздрогнула от выражения Симоны, но постаралась скрыть это. Попрошайкам не до выбора, напомнила она себе.

— Да, скучно, — согласилась Беверли.