Безумные дамочки

— Я вообще потрясающий парень, но с тобой мне это не помогает.

— Еще как помогает.

— Не слишком. Я хочу жениться на тебе, Беверли. Ты это знаешь. Или ты мне не веришь?

— Верю.

— Ну и?

— Я уже замужем.

— Ты его не любишь.

— А почему ты думаешь, что я люблю тебя?

— Ты сама говорила, — обиженно ответил Йен.

Неужели? Она не помнила. Должно быть, когда они занимались любовью, но кто всерьез воспринимает такие вещи? Люди всегда так говорят, это просто слова, если ты сексуально возбужден. Йен ведет себя неразумно, как ребенок, требуя ответственности за слова, произнесенные во мраке ночи. Значит, не такой уж он умный, как кажется, но тогда американцы всегда будут клевать на его английский акцент, который делает самые пустяковые слова очень значительными и умными.

— Конечно, я тебя люблю, — поправилась она, думая, что несколько часов тому назад она слышала те же слова от Питера. Но Питер любил ее не больше, чем она Йена. Питер не хотел ее терять, а она не хотела терять Йена. Беверли была удобной подушкой для Питера, как и Йен для нее. Питеру нужно было возвращаться в дом, а Йен ей нужен, чтобы выдерживать жизнь с Питером. Она понимала, почему Йен расстраивается. В этой ситуации он был слабее, его использовала жена, которая на самом деле не хотела бросать мужа. Беверли была несчастлива с Питером, но это было знакомое несчастье. Она к нему привыкла и за те несколько месяцев, когда они жили врозь, скучала по нему. Развестись с Питером и выйти замуж за Йена (или кого-то другого) означало вероятность незнакомого несчастья. И какой в этом смысл? С Питером она хоть знала, что ее ждет, и хотя ничего хорошего в будущем не ожидалось, это пугало меньше, чем неизвестность. — Я люблю тебя, — повторила она, — но не пойду за тебя замуж. Так вот обстоят дела.

— Хреновые дела.

— Мы часто не получаем того, что хотим, — сказала Беверли, ощущая претенциозность своих слов.

— Ты, кажется, все получила. Удобный брак и меня по вторникам и четвергам.

— Йен, ты говоришь вздор.

— Потому что ты поставила меня в такое положение.

Он и вправду очень слабый, подумала Беверли, скулит, как щенок, никакой гордости. Питер никогда бы не пал так низко. Точно? Может, он тоже ныл и плакал, когда Лу Маррон сказала, что не будет с ним встречаться. Трудно вообразить Питера в этой роли, но и Питеру, наверное, трудно вообразить ее в роли несгибаемой женщины, которую она играла с Йеном. С Питером она слабая, а с Йеном сильная. Какая же она на самом деле?

— Йен, пожалуйста, не спорь. Не сегодня. Голова раскалывается.

Он допил виски с содовой и заметил, что ее бокал пуст.

— Выпьешь еще?

— Пожалуйста. Только на этот раз без сахара.

— Я использую все свое мощное влияние.

Он сказал это саркастическим тоном, а Беверли подумала, как у него мало мощи и как мало влияния для Нью-Йорка с его могучей конкуренцией. Бедный Йен. Он, в конце концов, всего лишь ассистент режиссера дневной викторины. Интересно, сколько он получает? Беверли боялась узнать, потому что сумма могла оказаться еще ничтожнее, чем она думала. Этот обед, несомненно, экстраординарный поступок, если только студия не оплатит счета. Ей было интересно узнать, где обедает Питер, что он ест, с кем сидит. Неожиданная страсть к мужу, приправленная горькой печалью, охватила Беверли.

В эту минуту она знала, что больше не разъедется с ним, что бы он ни сделал. Эта мысль произвела на нее странное воздействие: ей еще сильнее захотелось переспать с Йеном, и немедленно.

— Согрелась, дорогая? — успокоившись, спросил Йен. — Не хочешь снять пальто?

— Да. Спасибо.

Йен помог ей раздеться и удивленно уставился на то, что было надето под пальто.

— Ты в ночной рубашке? Или я сошел с ума?

Беверли взглянула на рубашку, будто видела это одеяние впервые. Грудь была хорошо видна сквозь полупрозрачный батист, соски ярко розовели под белой тканью.

— Я слишком плохо себя чувствовала, — сказала она. — Да и какая разница? Никто не заметит. Вот увидишь.

— Наверное, лучше надеть пальто, — нервно сказал Йен.

— Не смеши. Всем плевать. Смотри, никто и глазом не моргнул.

— Дело не в этом.

— А в чем?

— Ты… Ты… — Он не мог продолжать. — Ты не одета! — выдавил он наконец, украдкой оглядывая ресторан.

— Ночные рубашки сейчас носят повсюду, — отметила она. — Я-то знаю, у меня муж занимается модами.

— Но не такие же.

— Ну, значит, я основываю новое направление. Питер будет доволен.

— Беверли, я тебя умоляю, надень пальто.

— Не надену. Здесь жарко.

Йен закурил ментоловую сигарету и с плохо скрываемым гневом быстро затягивался.

— Я преподам тебе пример, — сказала Беверли, наслаждаясь остротой ситуации. — Я спрошу пару слева, заметили ли они что-нибудь необычное.

— Ничего подобного ты не сделаешь!

— Извините, скажите, я необычно выгляжу? — повернулась Беверли к паре слева.

Они без интереса посмотрели на нее, а мужчина сказал:

— Все равно спасибо, дорогая. Но грудь меня не волнует. Коленки — вот что главное.

Женщина просто пожала плечами и продолжала есть десерт.

— Видишь? — победно произнесла Беверли. — Я же говорила, всем наплевать.

— Мне нет.

— Потому что ты до одури консервативен.