Безумные дамочки

— Твои родители, ее родители, тоже чувствуют себя виноватыми, когда вынуждены контролировать ее поведение, и в итоге у Джоан возникло постоянное чувство неуверенности. Она стремится защититься сама. Например, играя с маленькими детьми. Суть в том, что Джоан нужен разумный контроль, который дает чувство безопасности, она очень в нем нуждается. Ее родители слишком нерешительны и снисходительны, возможно, потому, что у них руки связаны твоим вмешательством. Ты им мешаешь.

Все это было известно Лу, хотя и не в такой форме, она давно это знала, и все же было облегчением (хотя к нему примешивалось и сожаление) услышать суть проблемы в медицинских терминах.

— Что мне делать?

— Можешь пересказать твоим родителям наш сегодняшний разговор. Если хочешь, привези их, я переговорю с ними. А еще лучше, я порекомендую им психолога в Филадельфии. При данных обстоятельствах это практичнее.

— Да, я тоже так думаю.

— Прекрасно. — Фингерхуд написал на листке две фамилии. — Я очень рекомендую этих людей и пошлю свой отчет тому, кого вы выберете.

— Это значит, что Джоан нуждается в лечении?

— Да, с определенностью могу это сказать. Ей нужно лечение, родителям нужны советы, и если ты не хочешь стать полноценной матерью, то должна заставить себя не влиять так сильно на ситуацию, а играть роль обычной старшей сестры.

Лу зазнобило под норковой шубкой, и она встала.

— Спасибо. Я рада нашей беседе. Это очень полезно.

— Я знаю, как ты себя чувствуешь. — Фингерхуд тоже встал. — Трудно бросать того, кого любишь, но ты должна помнить, что в данном случае ей это во благо.

— Оттого еще больнее.

— Почему?

— Я чувствую себя чудовищем. Драконом, который один и может помочь, но не помогает, чье влияние пагубно, чье вмешательство осложняет жизнь человеку, которого я люблю больше всего на свете.

И даже произнося эти слова, Лу сомневалась, любила ли она Джоан по-настоящему или притворялась, чтобы загладить ужасное чувство вины за то, что бросила дочь одиннадцать лет назад. Кажется, она потеряла всех людей, за которых переживала: Дэвида, Питера, Джоан. В душе возникли пустота, жалость к себе и осуждение себя. У нее осталась только работа, и, может, впервые в жизни ее поразило, какой это пустяк по сравнению с теплом близких человеческих взаимоотношений. На глаза навернулись слезы, когда она пожала руку Роберту и еще раз поблагодарила его.

Лу покидала Центр со смешанным чувством облегчения, раскаяния и радости, что не надо больше выслушивать анализ проблем ее дочери, но также и с чувством ужаса перед теми шагами, которые должна предпринять, чтобы решить эти проблемы. На Парк авеню было холодно, светило солнце, на домах, выстроившихся вдоль улицы, как гигантские серые крепости, висели рождественские венки. На Шестьдесят пятой улице из одной из крепостей выбежала женщина с серо-голубыми волосами — под цвет здания. На ней были пелерина и замшевые сапоги. Она посмотрела на Лу, как будто та была прозрачной.

На Пятьдесят седьмой улице Лу повернула на запад и подумала, что может пойти снег. Воздух уже пах им, соблазнительный и свежий запах дразнил весь город. Сначала Лу хотела покататься на лыжах в эти четыре дня предстоящего праздника, но в последнюю минуту аннулировала заказ и уговорила родителей отпустить к ней Джоан, решив показать ее Фингерхуду. По словам матери, Джоан стала дикой и невозможной, они с ней не могут справиться. В школе учителя называют ее бешеной и злой. Когда Лу встречала ее на вокзале, то ожидала увидеть одиннадцатилетнее исчадие ада, а перед ней предстала очень замкнутая и скрытная девочка с сумкой в одной руке и подарочным пакетом в другой.

— Счастливого Рождества. — И Джоан застенчиво вручила пакет Лу. — Надеюсь, тебе понравится. Я не знала, что тебе подарить. У тебя такой тонкий вкус.

Церемонно расцеловались. Последний раз они виделись несколько месяцев тому назад, поэтому им потребовалось некоторое время, чтобы восстановить сестринские взаимоотношения. После рождения Джоан Лу видела ее четыре или пять раз в году и всегда только в Филадельфии. Это был первый визит Джоан в Нью-Йорк, и ее поразили толпы на Седьмой авеню.

— Обычно здесь не так людно, — пояснила Лу. — Перед праздниками начинается настоящий сумасшедший дом. Надеюсь, хоть такси поймаем.

Джоан была потрясена квартирой Лу, особенно прозрачными софой и креслом. Мистер Безумец обнюхал туфли Джоан, потерся о ее ноги и ретировался в свою плетеную корзину в углу.

— А, у тебя сад! — глянула Джоан на клочок голой земли и уселась на софу. — Смешно. Никогда такого не видела. А если я ткну в нее иголкой?

— Я тебя убью.

— Нет, понимаешь, она так выглядит, будто рассыплется в любой момент.

— Не надо пробовать, ладно?

— Ладно, — добродушно ответила Джоан. — Не хочешь взглянуть на мой подарок?

— Сейчас.

Джоан с трепетом смотрела, как Лу разворачивает бумагу и достает овальную сумочку летних оранжевокрасных цветов.

— Называется «кукабурра», — сказала Джоан. — Нравится? Смешно дарить вещи не по сезону, да?

— Ну, теперь и у меня есть такая. Спасибо, любимая. Очень красивая. Это мои цвета.