— Плевать на троллейбус, — сказал я тоном, не допускающим возражений. — Нам любезно оставили транспорт. Предлагаю его реквизировать в счёт репараций.
— Каких репараций? — удивлённо спросил Артём.
— Ну, добро всегда побеждает зло, верно? Когда-нибудь вы их победите, поставите на колени и зверски уб… то есть, простите, потребуете возместить… Ну, что-нибудь возместить. Будем считать эту машину авансом.
Я решительно развернулся и пошёл навстречу волнам жаркого воздуха с улицы. Желающих возразить не нашлось, и все неохотно потащились следом.
Автомобиль действительно чертовски похож на «Раскоряку» — та же схема подвески, те же мотор-колёса, та же компоновка… хм… ну, назовём это салоном, ладно. Только резонаторов на ней нет, это я первым делом тихо проверил. Похоже, сушёный покойник из подвала моей башни, удачно подрезав чужую машину, смонтировал их потом сам. Если бы коммунары об этом узнали, они бы так легко с меня не слезли. В общем — «Раскоряка» версии два-ноль. Сиденья получше, на коротком капоте вертлюг под отсутствующее штатное оружие, тент складной — он был убран в нишу заднего борта и легко раскрылся, закрывая нас от прямых лучей солнца. Не сразу сообразил, что идущая над передней панелью планка — это выдвижной лобовик, который убирается вовнутрь передней стенки кузова полностью. Изящное решение — надо тебе из пулемёта вперёд пострелять — задвинул и пали. А потом обратно поднимай, чтобы мухи в рот не залетали.
Все расселись в шестиместном кузове — спереди на двух пассажирских — Ольга и Борух, сзади — Артём и Ингвар. Рванули назад по троллейбусным следам, благо подыхающий электротранспорт оставил за собой приличную колею. Троллейбус, кстати, так и не загорелся — подымил и погас. Но, если владельцы машины вернутся и захотят нас догнать, им придётся сначала, как минимум, перемотать сгоревший двигатель.
«Раскоряка-2» оказалась довольно резвой. Чёрный круглый спидометр — единственный прибор в машине — градуирован в привычных километрах в час, и по нему мы легко выдали полста по пересечёнке, семьдесят по грунтовке и сотню по шоссе. Горячий воздух на такой скорости трепал тент и вышибал из глаз тут же засыхающие слёзы, но зато пыль оставалась более-менее сзади. Правда, на въезде в город она снова нас накрыла, но это уже мелкие издержки. Да и терять нам нечего — каждый похож лицом на несвежего ожившего мертвеца, а одежда хрустит от грязи и соли. У меня саднило обгоревшее и обветренное лицо, да и рукам приходилось не легче, но терпеть пока было можно. Потом, конечно, эти ожоги устроят мне небольшой личный адочек…
Доехали до дома, где останавливались по дороге туда, и я остановил машину.
— Что ты тут забыл? — поинтересовался недовольно Ингвар.
— Пошли, сейчас увидишь, — сказал я ему и вылез, вытащив предварительно из гнезда акк.
Ольга это определённо заметила, остальные — не знаю. Да, недружественный жест, проявление недоверия — ну и пусть обижаются, если такие нежные. Мне насрать. В доме нагрузил Ингвара сдёрнутыми с кроватей одеялами и погнал обратно. Объяснять ничего не стал — сами догадаются зачем, не маленькие.
— О, это дело! — обрадовался Борух. — А то опять околеем там…
Ну вот, как я и говорил, догадались.
Там, где предыдущие владельцы этой машины тупо буксовали, вытаскивая себя домкратом и пердячим паром, я взял чуть правее их колеи и внатяг, на малых оборотах аккуратно прошёл своим ходом. Такую машину засадить — это надо вообще не уметь по грязи ездить. Небось, водила давил тупо гашетку, давая колёсам команду «Копать здесь!»… В общем, если туда мы добирались полдня и остались чуть живы, то обратно проскочили меньше, чем за час, и даже соскучиться не успели.
— Ну что, машину никак? — спросил я для очистки совести.
Жадность взыграла — жалко было хорошую тачку бросать. Акк я сразу вытащил, и теперь смотрел, как Борух сноровисто цепляет под днище взрывчатку.
— прокомментировал его действия Ингвар.
— Я не знаю, как они протаскивают технику, — с большим сожалением сказал Артём. — Даже представить себе не могу!
— А ведь этот ваш… Как его… Матвеев? Он-то как-то протащил раско… машину свою, — сказал я ехидно. — Умел, значит…
— Он много чего умел, — зло сказала Ольга. — Но не всё впрок пошло…
Да, не спешат в Коммуне лить слёзы по сушёному дедушке. Не поминают его добрым словом. Чем-то не мил им был покойник.
— Готовы? — спросил нас Артём.
Возражений не последовало — все уже стояли, завернувшись в одеяла, как на пижамной вечеринке. Мир моргнул, и адская жара сменилась таким же зверским морозом. Правда, на этот раз ветра нет, и под зимним солнышком ярко сверкает белый-белый снежный покров. Прошла, видать, буря-то. А ещё рядом с репером стоит палатка.