«Я ожидал многого; но как ни велики были мои ожидания, они были намного, намного превзойдены… Ах, теперь я снова вспоминаю прекрасный мир, от которого я был отстранён; на меня снова смотрят небеса, луга сверкают красками, весна входит в мою душу с тысячами сладких звуков… Вы богочеловек, милостью Божьей истинный артист, который принёс священный огонь с небес на землю, чтобы умиротворять, освящать и искупать!»
Когда, по завершении «Гибели богов» Вагнер вышел на сцену, чтобы приветствовать публику, он сказал, что Байройтский фестиваль «снова был проникнут верой в немецкий дух и восславил короля Баварии, который был ему не только благодетелем и покровителем, но и соавтором его произведений».
Когда в ноябре 1880 г. в Баварии праздновали 700-ю годовщину правления Виттельсбахов, Вагнер приехал в Мюнхен, чтобы присутствовать на закрытом представлении «Лоэнгрина». Это был последний раз, когда увиделись король и композитор, так как Людвиг не присутствовал на премьере «Парсифаля» в 1882 г. из-за нездоровья, и он услышал его только в 1884 г. и к этому времени умер уже Вагнер. Людвиг был глубоко потрясён, когда услышал о смерти Вагнера, и хотя он не поехал на похороны, он распорядился, чтобы все фортепьяно во всех его замках задрапировали чёрным крепом. Со смертью Вагнера оборвалась живая ниточка и в существовании самого Людвига, даже при том, что темы его опер продолжали играть самую важную роль в голове короля.
Фантазии Людвига находили конкретное выражение в сказочных замках, которые он строил с большим ущербом для баварской казны. В 1868 г., когда в его памяти ещё были свежи «Лоэнгрин» и «Тангейзер», у короля появилась мысль построить замок, который даст ему возможность выразить в камне темы, звучавшие в этих операх. Они должны были стать увековеченными театральными декорациями. Первая стройка драматично расположилась на вершине горы всего в получасе от Хоэншвангау и после смерти Людвига получила название Нойшванштайн. «Это место, — говорил он Вагнеру, — одно из красивейших на земле, священное и недоступное, достойный храм для божественного друга. Будут и напоминания о „Тангейзере“».
С его бастионами и башнями, его драматическим расположением, Нойшванштайн представляет собой гигантскую сценическую декорацию. Людвиг проявлял к его возведению постоянный личный интерес, часто раздражая архитекторов внезапными переменами решений, вызванными эмоциями, а не разумом. Зал Певцов был украшен фресками из истории Грааля, взятыми из средневекового романа Вольфрама фон Эшенбаха «Парсифаль»; в троном зале воздавалась живописная дань королевской власти. Это была святыня, которую Вагнер так и не увидел и в которой сам король тоже не останавливался до тех пор, пока не оказался на грани безумия.
Вскоре после начала строительства Нойшванштайна Людвиг задумал построить ещё один королевский дворец, иного назначения и вида, Линдерхоф. Он должен был быть данью уважения его великому герою, французскому королю Людовику XIV, которому он хотел подражать в роли покровителя искусств, иногда имитируя его одежду и походку и разговаривая по-французски со своими воображаемыми гостями. 7 января 1869 г. король писал своей бывшей гувернантке баронессе Леонрод:
«Около Линдерхофа, недалеко от Этталя, я собираюсь построить небольшой дворец с регулярным парком в стиле Ренессанса, чтобы всё в целом дышало великолепием и импозантным величием королевского дворца в Версале. О, как необходимо создать для себя такие поэтические места, куда можно скрыться и забыть на время о том ужасном времени, в котором мы живём».