— Почему ты заботишься обо мне, братец Александр?
— Нравишься ты мне, Серёга! — лучезарно подмигнул ворик. — В тебе есть что-то такое… э-э-э… — он щёлкнул пальцами, огляделся, упёрся взглядом в икону и неожиданно выпалил. — От Бога!
Монах открыл свой маленький рот. И так и стоял, не закрывая.
— Точняк, блин! — развивал мысль карманник. Он подошёл к лику Спасителя, взял иконку в руки, с прищуром глянул на толстяка. — Ты и этот Парень сильно похожи!
Сергий заворожено провёл пальцами по своим жирным щекам, ощупал двойной подбородок и мелкий (как у мопса) нос.
— Посмотри в зеркало, увидишь!
— В обители нет зеркал, — грустно констатировал монах. — Это дьявольское изобретение…
— Ну, я тебе говорю, — не отставал карманник, ставя икону назад. — Те же глаза и губы… — Он по-свойски хлопнул инока по плечу. — Ты стопудов божий потомок!
— У меня в Израиле дядя жил! — зарделся Сергий, отходя от шока.
— Ну, вот видишь, чёрт подери! Бог, кажется, был евреем?
— Иудеем! — поправил монах. — Что, в принципе, одно и то же.
— До ночи, Серёга, — усмехнулся Сидоркин. — Я пойду… мешок для жратвы приготовлю побольше.
14. Чистый четверг
— Эх, — тяжко вздохнул Сидоркин. Совместная молитва с настоятелем его совсем не прельщала, но ослушаться было невозможно. Через пару часов предстоял визит в храм, и малейшее подозрение могло всё испортить. Воришка потянул дверь игуменского кабинета и очутился внутри. Феофил сидел за столиком, глубоко погружённый в чтение. Он был так увлечён процессом, что не слышал, как его покой нарушили.
— Кхм, — робко покашлял Сидоркин.
Эмоций ноль. Полный ноль.
— Аббат! — позвал негромко Саня.
Никакого ответа. Вообще никакого ответа.
— Ээй! — заорал Сидоркин. — Фефил, мать твою!..
Испуганно (в который раз) прикрыл несдержанный рот. Но, видимо, игумен услышал общий фон, и отдельно взятого богохульства не разобрал.
— Ой, вечер добрый!.. — встрепенулся настоятель. Радушно улыбнулся гостю, сделал приветственный жест: — Присаживайся, дорогой сынок.
Возле единственного окна стоял табурет, а перед ним таз с водой.
Намедни уже карманника приглашали сесть на табуретку… но сегодня, как и вчера — выхода ему не оставили.
Сидоркин переставил стульчик на полметра от таза, и сел, привычно закинув ножку на ножку. Феофил встал и скомандовал:
— Разувайся!
— Оп-ля, что-то новенькое, — удивился послушник. — Зачем, блин?
— Буду мыть тебе ноги, — игумен основательно закатал рукава рясы.
— Чтоо, чёрт возьми? — охренел Саня, наплевав на монастырскую этику.
— Сегодня Чистый четверг! — со значением пропел настоятель.
— Я знаю, что четверг… — непонимающе протянул Сидоркин. — Слышь, тока не обижайся, ну по чесноку… ты случайно не педик?..
Игумен стал подходить, расставив поднятые руки, как хирург, готовый к операции.
— Сто-ой! — вор вскочил, поднял табуретку, защищаясь. Проорал истерично:
— Не надо! Не подходи, мать твою! У меня три ходки, но я никогда не имел мужиков, не говоря уж о том, что мужики не имели меня! Так что ты ошибся адресом, чувак!
— Сынок, ты не понял меня, — мягко воркующе сказал Феофил. — В четверг перед Пасхой у нас все моют друг другу ноги.
— Ну и мойте, я-то тут при чём? — сопротивлялся карманник, отступая задом к выходу.
— Брат Александр, это традиция, запечатлённая в Писании, — воззвал игумен, не сбавляя хода. — В данный день Иисус мыл ноги своим ученикам. И наказал им делать то же самое своим знакомым, время от времени. А также учить этому людей!
— Да ты что, мля!? — не поверил Саня, упираясь задом в стенку. — Но… для… чего!?
Пути Господни, как правило, неисповедимы, однако именно в данной ситуации мотивы чётко объясняет Новый Завет.
— Для чего?! — повторил Сидоркин в шоке.
— Тем самым Иисус показывал, как надо вырабатывать кротость и смирение в себе! — возгласил велеречиво игумен. — Кроме того, мытьё чужих ног — хороший способ укротить гордыню. Я накричал на тебя, тем самым войдя во грех. Скажу честно, мне противно мыть твои ноги, они наверняка жутко воняют после коровника и колки дров… — Феофил чуть подумал, и возвысил и без того возвышенный тон: — Но я желаю смирить свою плоть, искупить грех и встретить Пасху с чистым сердцем! Поэтому разувайся, садись на стул и не сопротивляйся!
— Хренасе, — ошалел карманник.
— Потом, как я и обещал, мы вместе пойдём в часовенку и я помогу тебе уговорить Иисуса на то, чтобы он помог тебе… — Феофил смолк и наморщил гладкий лоб. Похоже, он сам запутался в замысловатом предложении. — В общем, ты знаешь, о чём мы будем просить.
— Ну… лады, — не очень уверенно сказал Сидоркин, стаскивая галоши и носки. Вновь присел на стульчик.
Настоятель переставил тазик к табуретке. Встал на колени перед вориком.
— Хорошо, что Иисус мыл тока ноги, — проворчал Саня.
15. Вторая ночь. Кража
Смеркалось. Луна стояла в последней четверти. На территории монастыря не слышалось ни шороха.
— Пора! — от угла храма отделилась тёмная фигура, перебежала несколько метров до входа в церковь, потянула на себя дверь и исчезла внутри.