Силантий сначала пошел было запрягать, но потом одумался и стал отговаривать се. Он начал говорить ей, что неизвестно еще как следует, где теперь находится тело, может быть, его увезли в деревню или что... А лучше будет, если он один сначала съездит, разузнает все как следует, а потом и за ней приедет. Насилу-насилу уговорил он ее и уехал один.
Путь ему лежал высоким берегом реки. Другим берегом, хотя и короче была дорога, нельзя было проехать: его затопило саженей на двадцать. Ветлы и мелкий ивняк стояли по пояс в воде; они были еще голы, но стволы и ветви их казались набухшими, налитыми, и эта голизна была даже приятна глазу. Разный сор — палки, листья, камни, солома, оставшиеся еще от прошлогоднего разлива, — всплыл теперь снова и, располагаясь островками вокруг кустов и деревьев, покрывал поверхность воды, делая ее неподвижной. Солнце, отраженное в неподвижной поверхности, казалось таким же ярким, как в небе. Кое где вода, отмежевавшееся от реки, начинала уже зацветать. Это была пора стихающего половодья.
Силантию весело было ехать. Он радовался солнцу и половодью, посматривал по сторонам и совсем позабыл, зачем и куда он едет. Временами телега въезжала в длинную, глубокую лыву[3]
. Вода заливалась в самые ступицы и, приятно журча, сбегала обратно. Силантий подбирал тогда на телегу свою здоровую ногу, не заботясь о деревяшке.Подъезжая к плотине, Силантий издали еще заметил на ней несколько человек. Они стояли недалеко от воды. Двое среди них были в форме милиционеров.
Веселое настроение у Силантия сразу прошло. Он вспомнил вдруг, зачем он сюда приехал. Его подмывало спрыгнуть, побежать скорее, чтобы посмотреть утопленника, но вместо того, чтобы подогнать лошадь, он натянул вожжи и поехал шагом.
Вот, наконец, он стал различать мертвое тело, лежавшее на подстилке из свежей соломы, ярко блестевшей на солнце.
В это время один из милиционеров поднялся по откосу плотины на дорогу и пошел навстречу Силантию. Когда он был близко, Силантий остановил лошадь.
Милиционер подошел к телеге.
— Кто такой будешь? — спросил он и, прищурившись, посмотрел на деревяшку Силантия.
— А я не здешний... — проговорил Силантий, испуганно улыбаясь. — Я из колонии, — он показал рукой.
— Ага! — сказал милиционер. — А фамилия как?
— Силантий Пшеницин... а по отцу...
Милиционер не дослушал его.
— Фадеев! — крикнул он, поворачиваясь в сторону реки и махая кому-то.
Через минуту на плотину вышел второй милиционер и подошел к телеге.
— А ну? — сказал он, глядя на товарища.
— Что ну?!. — сказал первый. — Тот самый, — он шепнул что-то на ухо Фадееву.
— Ага, — сказал тот.
— Так, вот, ты оставайся, а я с ним поеду.
— Ну, так что, — согласился Фадеев. — Езжайте.
Первый милиционер, ни слова больше не говоря, сел на телегу.
— Заворачивай!--скомандовал он Силантию.
— Куды тебе заворачивать? — огрызнулся было оторопевший Силантий.
— А еще будешь растабаривать! — злобно искривив губы, крикнул милиционер и сам дернул за левую вожжу.
— Но-но! — закричал тогда на лошадь Силантий и стал заворачивать.
Он молча доехал до свертка в детскую колонию, но, когда стал свертывать, милиционер опять закричал на него:
— Куда воротишь?!. Направо вороти!..
Силантий от перепугу даже лошадь остановил.
— Как так направо?!. Она вон где, колония-то! — с отчаянием и испугом вскричал он, указывая пальцем.
— А нам в город надо, а не в колонию! — упрямо сказал милиционер.
— Господи милостивой! — взмолился Силантий. — да, ведь, коня-то, поди, хватятся? Ведь казенная лошадь-то!..
— Мы и сами казенные, никуда твой конь не девается, — возразил милиционер. — Вороти в город!
Силантий еще что-то пробовал говорить, но тот закричал на него:
— Раз ты арестованный, какое ты имеешь право разговаривать?!.. Сказано — в город, значит, не ломай дурака, а слушай!
Но Силантий уже и без того, как только услыхал слово арестованный, так сейчас же свернул направо и принялся даже нахлестывать лошаденку.
Долго они ехали молча. Наконец, Силантий осмелился спросить, за что его арестовали.
— Вот в угрозыск представлю, там тебе все объяснят, — ответил милиционер и отделывался этими словами каждый раз, когда Силантий приставал к нему с вопросами.
— Зря ты, братец, дурачком прикидываешься! — добавил только однажды его суровый конвоир...
Часам к трем дня Силантия доставили в угрозыск.
Занятия кончались. Допрос Силантия отложили на завтра, а пока что его посадили в камеру.
В камере, кроме Силантия, было еще трое. Эти трое время от времени начинали разговаривать между собой, но так, что Силантий понимал с пятого на десятое.
— Не по-людски разговаривают: должно быть не русские, —решил он.
С ним они почти не говорили. Один только раз курчавый, похожий на цыгана, парень обратился к Силантию с непонятным вопросом:
— По-свойски ботаешь?[4]
— спросил он его небрежно, словно не к нему обращаясь.— Чего это? — спросил Силантий, лежавший уже на нарах.
— Феню[5]
, говорю, знаешь? — переспросил озлобленно парень.— Федоська, говоришь? — стал припоминать Силантий. — А чьих она будет?
Арестанты расхохотались.