У второго парня имеется пивное брюшко (спасибо тебе, мягкое пузико!), что не дает возможности моей заднице коснуться мужских бедер. Его зовут
– Девятнадцать! Двадцать! – восклицает Долорес, хлопая в ладоши.
И вот, настало время сущего кошмара, что предстает передо мной во плоти лохматого коротышки с пугающей улыбкой и озабоченными глазами. Я медлю, не спешу добровольно отдать свое пусть и одетое тело в руки этого психа. Но одна из девушек, что секунду назад строила глазки Даниэлю, недовольно фыркает, мол, хватит резину тянуть, давай живее уже!
– А вот и я, – протягивает Ужасный Саймон и хватает меня за кисть. Я запинаюсь о собственную ногу и буквально ныряю в его мерзкие ручонки, что весьма небрежно разворачивают меня лицом к остальным участникам. – Ох, Кошечка! – забавляется он, держа свои потные (мне так кажется) ладони на моих бедрах. Ни за что больше не надену эту юбку. Никогда. Даже после стирки на ней останутся грязные следы этого извращенца. – Ох, сладенькая Кошечка!
– Фу, вот же извращенец! – смеется Мэри. – Неугомонный то какой!
За её спиной стоит тот самый Мистер Форд, что привел нас с Рейчел сюда. Безумно хочется заехать по его физиономии лопатой.
– Семь! Восемь! – считают хором все девушки, даже Илона.
Интересно, что сейчас написано на моем лице? Надеюсь, никому не придет в голову, что все это безобразие может мне понравится? Ведь это абсолютно не так. Я бы лучше в грязи искупалась или залезла бы на барную стойку, выкрикивая что-нибудь неприличное… Да что угодно, лишь бы эти гадкие ручонки не прикасались ко мне!
Какого черта Рейчел, что стоит за спиной у Фина, с такой бурной радостью посылает мне одобрительные кивки? Она что, в восторге от того, что видит? Пожалуй, необычное бы школьное сочинение получилось на свободную тему:
«Мои первые «Голубые Гавайи» или Ночь Извращенцев».
Я нервно сглатываю. Что-то твердое упирается в ягодицу, и я молю богиню справедливости, чтобы это оказалась всего лишь пряжка ремня. Всего лишь пряжка, что елозит по моей заднице вправо-влево…Всего лишь пряжка…
– Девятнадцать! Двадцать!
Услышав заветное число, я тут же бросаюсь вперед, но эти чертовы ручонки не желают отпускать меня. Как будто намертво вцепились в мои бедра.
– Эй! – протестую я.
– Время вышло, Саймон! – напевает Мэри, покончив, наконец, с коктейлем. – Передай мою любимую Кошечку Крису!
Мне удается вырваться и на короткое мгновение мой взгляд встречается с внимательными глазами Макса. Его руки лениво сложены на груди, ноги на ширине плеч – поза ожидающего свой десерт мужчины.
Подхожу к высокому брюнету в темном пиджаке. Позади него стоит Моника, она как будто прячется от кого-то, голова и плечи опущены, но большие глаза реагируют на каждое движение поблизости.
Последующие двадцать секунд вблизи Криса и все того же неприступного Даниэля пролетают быстро. Эти парни не касаются меня, не говорят мне всякую мерзость, в отличие от Ужасного Саймона, и я безусловно благодарна им за проявленную холодность.
–
Кто?
Я хмурюсь, решив, что мне послышалось. Со вздохом подхожу к Максу и успеваю словить на себе его наблюдательный взгляд, от которого (боже правый!) необъяснимая вспышка взрывается в животе. Мне становится не по себе. Сглотнув, поворачиваюсь к нему спиной и осторожно касаюсь крепкого тела, скрытого под одеждой.
– Один! – начинает Мэри, но Макс тут же обрывает её взмахом руки. – Ну, что опять?
– В задании было сказано «
Бог мой, что же я вижу! Илона не в силах сдержать улыбку! Опускает голову и продолжает растягивать губы, пока с заметной медлительностью широкие мужские ладони ложатся на низ моего живота. Мой взгляд мечется из стороны в сторону, а дышать становится трудно.
– Мерс, ты просто жулик! – с упреком бросает ему Саймон. – Какого хрена?
– Я внимательный слушатель, вот и все. Ты задание озвучивал.
Пока все переговариваются, смеются и шепчутся, Макс осторожно притягивает меня к себе. Неужели никто не замечает, как его касания отражаются на моем внешнем виде? Как у меня загораются щеки, от того, что его руки приводят в движение мое мягкое, как суфле тело. Он как будто ищет удобное положение для нас двоих, чтобы между нами не было ни единого зазора. Боже правый! Перед глазами так и мелькают кадры нашего с ним поцелуя