Даня никогда особо не отличался говорливостью. Особенно в отношении девушек. Когда нам было по семнадцать, он по уши втрескался в нашу одноклассницу, невыносимую зазнайку Настю Ковалеву. Цветы оставлял с запиской у двери её квартиры, создал страничку в соцсети от чужого имени и переписывался с ней, пока она, наконец, не предложила встретиться. Меня вся эта ситуация забавляла только так. Короче, Настя эта была в бешенстве, узнав, что красавчик с фотографии (какой-то блондин с рельефным торсом) – её высокий и худощавый одноклассник Даня. Растрепала об этом всей школе, даже учителя были в курсе. И
– Знаешь, что я вспомнил сейчас? – с улыбкой спрашиваю я, сцепив руки в замок. Даня с раздражением поглядывает на меня, небрежно застегнув молнию на сумке, а потом его недовольная физиономия сменяется глубокой усталостью, словно он целый день мешки с картошкой таскал по футбольному полю. – Да, мой друг. Именно о ней.
– Заткнись.
– Эта Ковалева, чтоб её, нарушила твою психику.
– Пошел ты!
– Уже двенадцать лет прошло, а ты все не можешь выбраться из болота, куда эта негодяйка затянула тебя. – Даня поспешно надевает кожанку, намереваясь отвязаться от меня как можно скорее. – Ладно! Погоди! – поднимаюсь я с кресла. – Выслушай меня. На самом деле мне вообще побоку, откуда эта блогерша узнала о билетах и прочее. Я просто пытался выведать у тебя правду, о которой лишь догадываюсь. Ты ведь молчун редкостный!
– Макс, встреча, – нетерпеливо говорит он, ткнув пальце на свои часы.
– Да, да, одну минуту. Короче, эта Аврора предложила тебе снять маски и попробовать познакомиться по-настоящему, на что ты, естественно, отказался, ведь
Даня молчит, его глаза устало моргают, а плечи заметно сутулятся. Тяжело выдохнув, он, наконец, понуро говорит:
– Знаешь, что меня поражает в тебе, Макс? Ты как аппарат МРТ, видишь болячки каждого и моментально сообщаешь о них, абсолютно не задумываясь, хочет ли знать об этом человек или нет. Ты озвучиваешь даже самые мелкие недостатки, оцениваешь их, критикуешь… А в своем глазу не видишь
В последнее время парни стали какими-то странными. Оба задумчивые, неразговорчивые, раздражительные. Кирилла я вообще не видел с прошлой субботы, а голоса его не слышал с утра воскресенья, когда он позвонил мне не в самый удобный момент и стал случайным свидетелем вопиющей истерики Милы. По словам Дани, он помогает родителям с ремонтом подвала в их загородном доме, а когда дело касается строительных работ – Кирилла лучше не трогать.
По пути к зданию нашего будущего кабака, мне звонит бабушка и обеспокоенным голосом сообщает, что Мила заболела и теперь несколько дней будет сидеть дома. С Милой, кстати, мы тоже не виделись с того злосчастного утра воскресенья. Она заперлась в своей спальне и вышла оттуда ближе к вечеру, сославшись на жуткую усталость после прошедшей ночи.
– Бедная Мила, они с Дашей всю ночь готовились к экзамену! – охала бабушка, неодобрительно качая головой. – У нее голова раскалывается, отнесу ей таблетку и фрукты.
Бог мой, а я и не подозревал, что моя сестра умеет так правдоподобно врать. Я больше чем уверен, она была в клубе вместе с каким-то прыщавым упырем, в которого, как ей кажется, она бесповоротно влюбилась. Знаю я, о чем грезит этот говнюк, сам когда-то был таким. Но как только выясню, кто он, взгляну в бегающие туда-сюда от страха глаза – без промедления оставлю на мыльной физиономии фиолетовый отпечаток на память. Я узнаю кто он. Обязательно узнаю.
– Родной, ты не собирался, случайно, заехать к нам сегодня? – спрашивает бабушка.
Вообще-то нет.
– Да, наверное.