Безумный корабль

…Совершенный перестал выкрикивать непонятное, некоторое время еще бормотал и наконец погрузился в молчание. В то самое жуткое, непроницаемое молчание, которым он отгораживался от всего мира. Альтии показалось, будто на лице у него было нечто вроде улыбки, но Янтарь попросту места себе не находила от беспокойства. Когда Альтия уходила к себе вниз, Янтарь сидела на бушприте, наигрывая на свирели. Сама она говорила, что это колыбельные. Но ни одну из песен, когда-либо слышанных Альтией, эти мелодии не напоминали… Альтия, помнится, прошла мимо матросов, уже отчищавших с изъеденной палубы «Совершенного» кровь и яд змея. Она даже приостановилась подивиться, какой ущерб оказался нанесен невероятно твердому диводреву… Вся палуба была в оспинах, рытвинках и бороздках, проплавленных жгучими брызгами. Потом Альтия ушла вниз и без сил заползла на свою койку…

Сколько времени успело пройти?.. Уж верно, не особенно много. И вот теперь Брэшен прислал за ней Клефа. Наверное, собрался объяснить ей, как на самом деле следовало действовать… Что ж. Он капитан. Имеет право. Альтия только надеялась, что он не станет произносить слишком долгой речи. А то как бы она не заснула самым непочтительным образом прямо у него на глазах…

Она застегнула ремень и отправилась навстречу своей участи.

У двери его каюты она пригладила волосы и одернула рубашку. И пожалела про себя, что перед сном не удосужилась вымыться. В тот момент она была до того измотана, что просто не хотелось возиться. А теперь не было времени. Ладно… Она храбро постучала в капитанскую дверь.

– Входи, – отозвался Брэшен.

Она притворила дверь за собой… и уставилась на него. А потом, забывшись, воскликнула:

– Ой, Брэшен!..

Знакомые темные глаза смотрели на нее с багрово-красной воспаленной физиономии. На лбу и щеках надулись крупные пузыри ожогов, часть из них уже лопнула, уподобив молодого капитана покрытому бородавками уроженцу Чащоб. Клочья, когда-то бывшие рубашкой, висели на спинке стула, а та рубашка, что была сейчас на нем, болталась не заправленная в штаны, – видно, ему с трудом давалось прикосновение ткани к телу. Брэшен показал зубы в кривой гримасе, вероятно задуманной как улыбка.

– На себя посмотрела бы, – сказал он ей. – Тоже смотришься будь здоров. – И жестом указал ей на тазик для мытья в углу комнаты. – Я тебе теплой водички в кувшине оставил…

– Спасибо, – неуклюже выговорила она. И пошла воспользоваться его любезностью. Брэшен отвел глаза.

Она сунула руки в воду и зашипела от жгучей боли. Когда же жжение прекратилось, руки вытаскивать не захотелось – так им было хорошо в теплой воде.

– С Хаффом тоже будет все в порядке, хотя ему досталось, как нам, вместе взятым, – сказал Брэшен. – Я велел коку как следует вымыть его. Он весь в кровавых пузырях, бедолага. Про одежду я уж молчу – вся просто сгорела… Так что на смазливой роже, подозреваю, появится шрамчик-другой!.. – Брэшен помолчал и заметил: – Между прочим, паршивец нарушил приказ. Не только твой, но и мой.

Альтия поднесла к лицу мокрую тряпочку. У Брэшена висело на стене зеркало, но заглянуть в него она пока не решилась. Она сказала:

– Вот уж вряд ли он сейчас помнит об этом…

– Сейчас – да. Но как только встанет с постели, я ему непременно напомню. Если бы он оставил проклятую тварь в покое, как ему было сказано, она бы, может, ушла себе с миром. А так он своими действиями подверг опасности и корабль, и всю команду. Он, кажется, вообразил, что во всем разбирается лучше капитана с помощниками. Он ни в грош не ставит ни твой, ни мой опыт. Пора уже сбить с него спесь…

Альтия неохотно заметила:

– Но матрос-то он, в общем, неплохой…

Брэшен не смягчился:

– Станет еще лучше, когда я чуток приглажу ему перышки. Немного послушания никого еще не испортило.

Ей показалось, будто его слова содержали определенный упрек ей самой. За то, что так и не проучила Хаффа сама. Она прикусила язык и наконец посмотрела на свое отражение в зеркале. Лицо выглядело так, словно в него выплеснули миску кипятку. Она опасливо коснулась пальцами щек… Кожа на ощупь казалась чужой, под ней надувались сотни крохотных пузырьков. «Как чешуи у змея», – подумалось ей, и перед мысленным взором снова предстала та необыкновенная красота.

– Я перемещаю Арту из твоей вахты к Лавою, – продолжал Брэшен.

Альтия застыла на месте, а из зеркала на нее глянули глаза ее отца, черные от гнева. Она холодно выговорила, вернее, выдавила сквозь зубы:

– Мне кажется, это несправедливо… господин капитан.

– И мне тоже так кажется, – легко согласился Брэшен. – Но парень бухнулся на колени перед Лавоем и так умолял взять его, что в итоге тот согласился, лишь бы он от него отстал. Лавой пообещал ему, что приставит его к самой нудной и грязной работе, какая только сыщется на корабле, и Арту разрыдался от благодарности. Во имя преисподней, что ты такое с ним сделала?..