Безумный корабль

Корабли шли вперед сквозь темноту ночи. Кеннит сам стоял у штурвала. Этта пыталась заставить себя не волноваться по этому поводу. Хоть и считала, что после длительного общения с кораблем ему не помешало бы отдохнуть. День сегодня выдался, что называется, длинный, причем для всех. Она сама зашивала плечо Соркору. Пока она управлялась с длинным порезом, украсившим его руку, здоровяк сидел смирно, сцепив зубы и щерясь в болезненной улыбке. Эта работа не доставила Этте удовольствия, но Соркор хотя бы не кричал и не визжал подобно бедняге Опалу…

Его принесли на «Проказницу» для исцеления. Когда его уложили на палубу и прижали, он принялся рваться с такой силой, словно с него собирались живьем кожу сдирать. Сабельный удар до кости развалил ему щеку и нос, и рану следовало немедля зашить, если со временем он собирался снова есть, как все люди. Уже вечерело; над ним повесили фонарь, бросавший круг желтого света. На «Заплатке» среди рабов отыскался хирург, и Уинтроу настоял, чтобы его прислали ему в помощь. Кеннит исполнил его пожелание, но Опал никому не позволял притрагиваться к ране. Когда Уинтроу хотел свести вместе ее края, чтобы хирургу удобнее было зашивать, мальчишка разразился ужасным криком и стал так мотать головой, что в конце концов они отказались от этой затеи. Раб-лекарь предложил пустить ему кровь, чтобы хоть так избавить от боли, и это было сделано. Опал постепенно успокоился, а Кеннит, стоя рядом, объяснял Проказнице, что происходит. «Страдание необходимо, — внушал он носовому изваянию, — ибо без него не сможет наступить исцеление». Он даже сравнил его со смертоубийством, которое сам по необходимости совершал, стремясь избавить местные воды от работорговцев. Уинтроу хмурился, слушая его речи, но не возражал — был слишком занят, собирая кровь Опала. Он занимался этим с величайшей заботой, не жалея холстины, лишь бы на палубу «Проказницы» не попало ни капли. Потом хриплые крики Опала сменились невнятными вздохами, и они взялись за иголки, заново составляя лицо юноши воедино. Красавчиком, как прежде, ему никогда уже не бывать, но хоть есть без посторонней помощи сможет… Вот чем кончилась для Опала первая же вылазка в составе абордажной команды. Злосчастье, иначе не скажешь!

Этта завязала последний узелок, кончая подрубать край. Обкусила нитку, встала и развязала юбку. Юбка упала к ее ногам этаким озерком ярко-алой материи. Этта продела ноги в свое новое творение, подтянула юбку и увязала на талии. Как называлась облюбованная ею ткань, она просто не знала. Материал был в меру жестковат и упоительно похрустывал под руками. Был он цвета зеленых кедровых веток, но при движении слегка переливался в свете лампы. А всего приятнее оказалось его прикосновение к коже. Этта заново разгладила новую юбку, поправляя ее на бедрах. Ткань еле слышно потрескивала. Наверное, Кенниту понравится. Он знал толк в чувственных ощущениях… когда позволял себе на них сосредоточиться.

К сожалению, последнее время такие моменты наступали далеко не так часто, как ей того хотелось бы. Этта заглянула в зеркало на стене каюты и неодобрительно покачала головой своему отражению. Неблагодарная женщина! Давно ли он вообще лежал пластом да притом еще горел в лихорадке? Твое счастье, что в нем пробудились мужские желания! Этте приходилось слышать, что некоторые вовсе утрачивали их после увечья… Она взяла щетку и прошлась ею по своим густым волосам. С некоторых пор она взялась их отращивать, так что скоро они должны были достигнуть плеч. Этта подумала о том, как Кеннит запустит руки в ее волосы, как прижмет ее к постели — и кровь быстрее побежала по жилам. В бытность свою потаскухой она никогда даже не думала, что дойдет до такого. Что будет тосковать по мужскому прикосновению, а не желать, чтобы он поскорее справился с делом и отстал от нее…

А еще она никогда не думала, что однажды станет ревновать к кораблю.

Вот это уже была полнейшая глупость. Этта подняла голову и размазала по своему горлу капельку духов. Потом настороженно принюхалась. Это был новый аромат, опять же почерпнутый непосредственно сегодня на «Заплатке». Пряный, сладкий, очень приятный. «То, что надо», — подумала Этта. И сказала себе, что надо больше доверять Кенниту. У него ведь и без ее глупой ревности забот полон рот. И вообще, нашла соперницу. Это ведь не женщина, это корабль!

Она прошлась по каюте, прибираясь за Кеннитом. Сидя здесь, он только и делал, что рисовал или писал что-то. Иногда — если он позволял — она наблюдала за ним, когда он работал. Его искусство завораживало ее. Быстрое перо так и летало, оставляя на бумаге точные замечания и наброски… Этта рассматривала некоторые свитки, прежде чем аккуратно свернуть их и переложить на стол для карт. И как только он запоминал, что значила та или иная пометка, к чему она относилась?… «Это искусство, доступное только мужчинам», — подумалось ей.

Она услышала, как снаружи, на палубе, громко командовал Брик. А вскорости за борт пошел якорь. Ну и хорошо. Значит, ночью будет стоянка.