— Не понимаете?… — Тот, что звался когда-то Драквием, тоненько рассмеялся. — Я и сам хотел бы что-то понять… Миновало долгое, очень долгое время, и появился какой-то новый народ. Эти создания были и похожи, и не вполне похожи на тех, кто пытался спасти нас. Мы радостно окликали их, будучи совершенно уверены, что они пришли наконец-то вытащить нас из темноты. Но они нас не слышали… Наши бестелесные голоса казались им наваждением, от которого проще всего отмахнуться. А потом они стали нас убивать…
Шривер ощутила, как пробуждается в душе надежда.
— Я слышал крики Терийи, — говорил между тем серебряный. — Я не мог сообразить, что же произошло. Только что она была среди нас — и вдруг ее не стало! Прошло время… Потом напали на меня. Их орудия пронзили и раскололи мой кокон, мою толстую и плотную скорлупу, свитую из воспоминаний. Потом… — Он примолк, с трудом подбирая слова. — Потом они взяли мою душу и выбросили ее на холодные камни, и там она умерла. Но память осталась, ведь она была заключена в коконе… Они распилили меня на доски и создали из них новое тело. Они придали мне свой собственный облик, подпиливая и подтачивая, пока не изваяли лицо и тело вроде тех, что присущи им самим. А еще они напитывали меня своими собственными воспоминаниями, пока в один прекрасный день я не пробудился… будучи уже не собой. Они назвали меня «Золотые сережки». Я стал их живым кораблем. Их рабом…
Он замолк. Сделалось очень тихо. Рассказывая, он уснащал свою речь словами, которых Шривер не понимала, он говорил о понятиях и событиях, которых она не могла представить себе. Вот когда ей стало по-настоящему жутко. Она знала: это была повесть о разрушении одной из первооснов мира. О погублении всего ее рода. Хотя почему так — она не могла бы ответить. И она почти радовалась тому, что не может вполне постичь случившуюся трагедию.
Моолкин, еще сжимавший серебряного в своих объятиях, прикрыл глаза веками. Его телесные цвета потускнели, как от тяжелой болезни.
— Я буду скорбеть по тебе, Драквий, — сказал он затем. — Твое имя вызвало в моей душе эхо смутных воспоминаний… Мне даже кажется, мы с тобой когда-то знали друг друга. А теперь вот расстанемся, как незнакомцы, так и не сумевшие вспомнить, где и когда виделись… Мы отпустим тебя.
— Нет! Пожалуйста, не выпускай меня! — Бывший Драквий что было сил схватился за Моолкина. — Не выпускай! Ты произносишь мое имя, и оно звенит в моем сердце, точно зов Рассветного Дракона! Я так долго не помнил себя самого!.. Они всегда держали меня при себе, ни под каким видом не оставляя в одиночестве, не позволяя моим истинным воспоминаниям всплыть на поверхность… Они слой за слоем накладывали на меня свои крохотные жизни, пока я не поверил, будто я сам — один из них! Если ты отпустишь меня, они снова мной завладеют. Все начнется сначала и, быть может, не кончится никогда…
— Но что мы можем для тебя сделать? — горестно вопросил Моолкин. — Мы сами себе-то не умеем помочь… И ты, боюсь, только что поведал нам окончание истории всего нашего племени!
— Расчлените меня, — умоляюще прозвучал тоненький голосок корабля. — Я всего лишь память Драквия. Если бы он выжил, он сегодня стал бы одним из ваших провожатых, одним из тех, кто помогал бы вам счастливо добраться домой. Но Драквия больше нет. Я — все, что осталось, несчастная скорлупа несостоявшейся жизни. Я — всего лишь память, о Моолкин, вожак Клубка Моолкина!.. Я — сказка, которую уже никто не расскажет! Так возьмите же мою память и сделайте ее своей!.. Если бы Драквий пережил свое превращение, он пожрал бы свой кокон и таким образом вернул себе воспоминания. Он не сделал этого. И уже не сделает. Так возьмите же их! Сохраните эти воспоминания вместо того, кто умер, так и не выкрикнув свое имя в небесную синеву!.. Запомните Драквия…
Веки Моолкина снова сползли на горящую медь глаз:
— Мы — не самое надежное хранилище, Драквий… Откуда нам знать, долго ли еще мы сможем оставаться в живых?
— Так возьмите же мою жизнь, и пусть она наделит вас силой и стремлением к цели! — Корабль отпустил Моолкина и решительно скрестил тонюсенькие ручки на узкой груди. — Освободите меня!
…В конце концов они сделали то, о чем он их просил. Растерзали его на мелкие кусочки. Да еще и с удивлением обнаружили, что некоторая часть его плоти состояла из мертвых растений. Эти частицы были им не нужны, но серебряные кусочки, источавшие аромат воспоминаний, они подобрали и съели все до единого. Моолкин взял себе ту его часть, что имела форму головы и торса. Шривер не показалось, чтобы Драквий при этом испытывал страдания. Во всяком случае, он ни разу не вскрикнул. Моолкин же настоял на том, чтобы воспоминаний причастился каждый без исключения собрат по Клубку. И даже с неразумными поделились, хотя те сперва и уклонялись от дележки.