Покрытые золотистым средиземноморским загаром пальцы с тщательно отполированными ногтями расстегнули застежки футляра и бережно вынули из него скрипку работы Гварнери. Подбородок привычным движением лег на деку. Подушечки пальцев ощутили тугое сопротивление струн. Смычок на мгновение замер в воздухе, а потом опустился вниз, рождая первый, неопределенно-пронзительный звук. Мелодия выплывала в открытое окно, уносясь далеко в ночь, накрывшую воспетый еще Булгаковым дачный поселок Перелыгино. Лет тридцать-сорок назад за Перелыгинские дачи рвали друг другу глотки признанные официальной властью маститые советские писатели и поэты. Сейчас дачи обнищавших деятелей пера скупали бандиты, политики и бизнесмены. Деревянные домики с аккуратными резными ставнями шли под снос, уступая место крытым металлочерепицей особнякам из дорогого финского кирпича.
— Ну, блин, началось, — вздохнул Крот.
— Ты, блин, лучше не возникай, — покосился на него начальник охраны.
— У меня от этой музыки кишки наружу выворачиваются. Вроде за стеной играет, а все равно до пяток пробирает. Уж лучше пулю схлопотать, чем каждый день так мучиться.
Начальник охраны недовольно покосился на Крота.
— Будешь продолжать в таком роде — и впрямь пулю схлопочешь.
— Молчу, — понурился Крот. — Кстати, слышал, какая была фамилия у самого крутого скрипача? Я сам недавно узнал. Паганини!
— Ну и что? — покосился на него начальник охраны.
— То самое, — поморщился от звуков скрипки Крот. — Ты только вслушайся. Погань — и ни-ни! Сечешь? Думаешь, зря ему такую фамилию дали?
— Подумаешь, Паганини, — усмехнулся начальник охраны. Тоже мне кликуха. Вот Психоз — это действительно круто звучит.
Напряженно закусив губу, Психоз выдал заключительный аккорд и замер, прислушиваясь к затихающей вибрации струн. Звук уже угас, но его призрак все еще витал в воздухе, затягивая второго по значению авторитета синяевской мафии в призрачные мечты, невидимым сиамским близнецом сопровождавшие его на протяжении большей части его сознательной жизни.
Уложив скрипку в футляр, Психоз опустился в антикварное кресло, некогда украшавшее собой интерьеры Эрмитажа, закинул ноги на нефритовый журнальный столик, — подарок тайваньского партнера по наркобизнесу, — откинулся на спинку и, заложив руки за голову, прикрыл глаза. Это была его любимая поза.
Психоз был лично знаком с большинством современных мафиозных итальянских «донов» и «крестных отцов». Он вел с ними кое-какие дела, хотя и в меньшей степени, чем Банан, лидер синяевской группировки. Итальянские «капо» разочаровали Психоза. Они стали слишком вялыми, зажравшимися и расчетливыми. В них не было страсти, элегантности и романтизма героев Марио Пьюзо.
«Крестный отец», которого Психоз прочитал в самиздатовском варианте еще в застойные времена, стал для него своеобразной Библией. Уже связанный с синяевской мафией, но, под давлением отца, подумывающий о карьере мента, Психоз, очарованный эпохальной фигурой дона Вито, неожиданно понял, в чем состояло его высшее предназначение. Он станет российским доном Корлеоне и когда-нибудь русский Марио Пьюзо напишет бестселлер о его жизни. Так Психоз сделал выбор, о котором он впоследствии никогда не жалел.