Безумный Макс. Поручик Империи (СИ)

Попытался уйти. Но не удалось. Офицеров прорвало на восторги и вопросы. Где учился? Что за песни? И так далее, и тому подобное. В общем – его чуть не разорвали. Спасало только то, что они заранее знали про специфическую форму амнезии из разряда – тут помню, тут не помню.

От острых ответов отвертеться удалось. А вот от разговора по душам – нет. Ну Максим и высказал свою мысль о том, что здесь именно больница, от слова БОЛЬ, а не лечебница. Все вокруг пропитано болью и унынием. А из всех развлечений есть лишь церковь. То есть, предел мечтаний – братское отпевание друг друга. А где задор? Где страсть? Где жизнь? Ради чего болящие должны стремиться выкарабкаться и жить дальше?

Опасно это прозвучало.

Хотя, конечно, к самому поручику осознание этого пришло слишком поздно. Сказал и осекся. Понимая, что Штирлиц никогда еще не был так близок к провалу. Ведь, по сути, что он им сказал? Банальную, очевидную, но невероятную крамольную мысль о том, будто церковь вгоняет в гроб, а не вытаскивает оттуда.

Но, к счастью, на этот смысл сразу внимания не обратили и Максиму пришлось спешно развивать альтернативную семантику. Дабу кто чего не подумал.

- Концерт! – Воскликнул он.

- Что? – Удивился заводила этой компании.

- Нужно собрать всех желающих и своими силами устроить концерт для раненых. Чтобы взбодрить их! Порадовать! Поднять их дух и добрый настрой!

- Но это невозможно!

- Вы немца не боялись, а перед этой бабой робеете? – Попытался их взять на слабо Максим. Но не получилось. Статус гвардейцев давал определенную защиту. Однако весьма в ограниченных масштабах. Главврач закрывал глаза на мелкие пакости гвардейцев, а те – не нарывались. – Боитесь?! Ну так я сам пойду! Мне плевать! Я контуженный! – Выкрикнул поручик и, схватив костыли, поковылял искать главного врача – Веру Игнатьевну Гедройц.

Офицеры-гвардейцы, устыдившись, устремились за ним – обычным армейским поручиком. Топать было не близко, поэтому, к моменту, когда Максим, энергично загребая костылями, добрался до главврача, за ним уже тянулась делегация из почти дюжины офицеров. Ну и еще сколько-то нижних чинов держались дистанции, наблюдая.

Раскрасневшееся от нагрузки лицо. Твердый взгляд подслеповатого носорога. Однако Вера Игнатьевна оставалась невозмутима. Вопросительно выгнула бровь и затянувшись папиросой, выпустила струйку дыма в сторону Максима.

- Нам нужен концерт, - твердо и громко произнес Максим.

- Вы переутомились, - с насмешкой ответила Гедройц.

- Вас давно били?

- Что?! – Вспыхнула Вера Игнатьевна, потеряв равновесие и разозлившись. Активная лесбиянка, привыкшая к мужской роли в отношениях и не мыслящая себя без доминирования, отреагировала на вызов практически как мужчина.

- Надпочечники выделили фермент, - спокойно продолжил Максим. – Сосуды сузились, давление повысилось, сердце стало биться быстрее, и вы почувствовали себя много бодрее. Не так ли? Что, кофе и папиросы уже не помогают?

Вера Игнатьевна промолчала, но выражение ее лица поменялось. Вспышку ярости она уже подавила. Появилась заинтересованность.

- Если вы не будете спать по восемь часов в сутки при такой нагрузке, то и трезво информацию воспринимать не сможете. Вам самой нужен отдых. А раненым требуется что-то, что поднимет их настроение. Что-то, что отвлечет от грустных мыслей и боли. Что взбодрит их! Им нужен концерт! И вы Вера Игнатьевна сама это прекрасно понимаете!

- Серьезно? – Усмехнулась она.

- А как еще? Конечно, серьезно! Просто вы боитесь мне уступить.

- Я?! – Воскликнула Гедройц.

- Да. Вы. – Ответил Максим. – Предлагаю решить эту проблему проще. Просто прикажите мне это сделать. Инициатива наказуема. Провалюсь – выгоните с позором. Выиграю – ваш успех.

- А вы наглец! – Фыркнула Вера Игнатьевна, улыбнувшись.

- От вас ничто не утаить, - вернув улыбку, ответил поручик. – Итак. Каким будет ваш положительный ответ?

Вера Игнатьевна Гедройц ничего не ответила, задумчиво рассматривая этого дерзкого поручика. Снова затянулась папиросой и пустила струйку дыма. Но уже не в Максима, а вверх и в сторону. Еще немного пожевала губы, глядя на этого мужчину, смело и открыто смотрящего ей прямо в глаза. И наконец, произнесла:

- Вы правы, инициатива наказуема. Действуйте.

- Есть, - гаркнул Максим. Уронил правый костыль. Сделал два шага вперед и быстрым движением выхватил у нее папиросу. А на ошалелый взгляд жестко и твердо ответил: - А теперь спать! Если вы упадете от переутомления, кто нас лечить будет? И этим не злоупотребляйте! - Сказал он, помахав папиросой. – Суженные сосуды при общем переутомлении обедняют питание мозга и затрудняют его функционирование.

После чего, не давая ее что-либо ответить, развернулся и поковылял обратно – к ожидающим его офицерам.

- Господа – сегодня мы идем отдыхать. Предлагаю всем желающим, отличающим ноту «До» от ноты «Фа» собраться завтра после утренних процедур вон в том крыле.

Максим удалился.