- Сейчас! – Решительно произнесла она и уже спустя пару минут ему ставили укол слабеньким раствором кокаина на физрастворе. Прямо возле раны. Узнав, заодно, об его принципиальном неприятии опиума и его производных.
А дальше? А что дальше? Его пытали. Нет, конечно, железом каленым не прижигали. Но вопросами буквально засыпали. И записывали. Блин. ЗАПИСЫВАЛИ! Так что ушел он из этой комнатки только три часа спустя. Да и то лишь потому, что заявилась мадам Гедройц и мобилизовала этих болтушек на какие-то работы. А он, воспользовавшись случаем, улизнул.
На самом деле, чем там закончилась попытка мобилизации он не знал. Не стал дожидаться.
Этот разговор вымотал его словно футболиста, что отбегал два основных тайма, а потом и все дополнительное время. И после этих ста двадцати минут вышел бить пенальти с ощутимой дрожью в ногах…
Максим шел по коридору. Укол кокаина немало облегчил боли. Но в голове творился натуральный ураган. Поручик пытался осознать последствия своего длинного языка. Ну ладно. Осудил действия Августейшей фамилии. Дурак. Но не так уж и публично, так что, если слухи дойдут – будет от всего отмахиваться. Дескать, не было ничего, не было. А вот кто его просил обсуждать вопрос здоровья Цесаревича? Эти бабы прям стойку сделали, услышав первые аккорды темы. Все до единой. Хотя он их мог понять. Наверняка знатные аристократки, взалкавшие укрепления своего общественного положения благодаря решению проблемы Цесаревича. Вопрос в другом. Что с ним в этом контексте будет? Но, так ничего фатального и не найду в своей болтовне он добрел до своей постели и отключился.
Однако история на этом не закончилась.
Уже на следующее утро он снова попался на глаза Татьяне. Хотя, почему-то казалось, что это не случайно. Он сильно напрягся. Но девушка не стала донимать его расспросами. Отнюдь. Просто немного непринужденно поболтали, ведя классический small talk, то есть, легкий разговор ни о чем. Максим пытался шутить, лихорадочно вспоминая и адаптируя анекдоты. А она охотно смеялась, хотя хорошо было видно, что тоже чувствует некоторую неловкость.
После получасовой беседы они разошлись. Но вечером снова «случайно» пересеклись. Занявшись, в этот раз, музыкой. Татьяна очень захотела разучить ту славную композицию, сыгранную парнем на фортепьяно. Хотя Максим уже сообразил, что таким образом она просто усыпляет его бдительность, втираясь в доверие. Его нежелание много болтать и явно раздражение от вчерашних расспросов не укрылось от ее внимания. Вот и снижала градус накала эмоций, желая вывести его на второй раунд расспросов...
Глава 8
27 октября 1914 года, Петроград
Император зашел в кабинет, где его стоя встречали уже все собравшиеся для разговора. Странного разговора.
Петроград кипел и бурлил из-за какого-то пустяка - простого поручика. Казалось бы, с чего? Ну – геройский офицер. Ну – молодец. Возьми с полки пирожок с гвоздями и иди воюй дальше. Но нет. Все оказалось совсем не просто…
Сначала в столицу просочились копии его боевого журнала. Любопытного, очень любопытного. И имеющего слишком острые, точные замечания. Документ-то готовился для внутреннего пользования. Император уже отчитал Олега Константиновича, посмевшего дать ход этой бумажке. Но джинн из бутылки вылетел и обратно его не вернешь.
Старинные противники военного министра Сухомлинова возбудились не на шутку. Ведь, если говорить по существу, геройский поручик отмечал фактическую неготовность Русской Императорской армии к современной войне. Не явно, конечно. Не прямым текстом. Но в заметках шла острая и вполне объективная критика очень многих аспектов – начиная от вооружения и заканчивая обозами и тактическими приемами. А все успехи, которые сейчас имелись на фронтах, получались за счет личного героизма солдат, удачи и таланта отдельных генералов. То есть, по существу, были делом случая, и произошли вопреки, а не благодаря подготовке.
Первым возбудился Гучков. Этот «Юань Шикай», как его называл сам Император, словно закусил удила и стал раздувать обстоятельства этого дела всеми доступными способами. Боевой журнал Максима Федоровича оказался напечатан в газетах. Да не «в голую», а с «экспертными мнениями», которые Сухомлинова незамысловато смешали с содержимым выгребной ямы. А парня представил каким-то античным героем, просто сверхчеловеком…
Вопли личного врага Государя не вызвали у него никакого отклика. И более того - сам факт того, что Максима Федоровича отстаивал Гучков, породил у Императора отвращение к поручику.
Но на этом кризис не остановился.