– Не больше, чем все остальное в этом сумасшедшем деле. Из больших клопов сосут кровь другие, поменьше. Так было всегда. Кроме того, Горовиц-отличная реклама всему движению. Особенно для новообращенных. Религии необходим святой, лучше два, чтобы поддерживать веру. Конечно, Линдл слишком циничен, чтобы принимать энтузиазм Горовица за чистую монету, но и ему это, в конце концов, выгодно. – Армстронг нахмурился. – Мне кажется, что Горовиц меньше всего причастен к этой каше. По крайней мере, я на это надеюсь.
– Надежда умирает последней, – процитировал Дрейк похоронным голосом. – Нам дышат в спину и свистят в уши. Если ты выберешься из этого лабиринта, парень, считай, тебе крупно повезло!
Хансен посмотрел на него строгим взглядом:
– Боитесь?
– Ради Бога, хватит пререкаться! – Армстронг сердито взглянул на обоих. – Мы свободны, никто нас пока еще не свел с ума, никто не арестовал, не надел наручников… Надеюсь, никто и не наденет!
– Ты замечательно самоуверен, – сказал Дрейк, – и я очень хотел бы разделить это чувство с тобой. Но я не привык ощущать себя дичью, за которой гонится целая свора охотников. И как вы собираетесь с ними управиться, я постичь не могу. – Он наградил Вомерсли злобным взглядом и добавил: – Но я хочу, чтобы вы поняли – я на вашей стороне не потому, что мне некуда деваться, а потому, что хочу увидеть, как подохнет эта крыса.
– Похвальное стремление, – одобрил Хансен.
Все еще хмурясь, Армстронг спросил Вомерсли:
– Если нормальные марсиане потребуют прекратить деятельность «Норман-клуба» или же вообще распустить его, будет ли это сделано?
– Да.
– Почему?
– Мы верны им. Они выше нас.
– Но они не отдадут такой приказ?
– Нет.
– Они же миссионеры! – строго заметил Армстронг. – Если верить Линдлу, они суют свой нос в дела этого мира постоянно. Почему же они отказываются вмешиваться сейчас?
– Потому что сейчас… другое… Перекресток всех судеб… и они чувствуют… они чувствуют… – Вомерсли закашлялся, что-то невнятно пробормотал и с трудом добавил: – …что сейчас тот момент, когда земляне – и нормальные, и ненормальные должны… сами позаботиться о своем спасении… – Он снова закашлялся и обмяк в кресле.
– Хватит с него. – Армстронг выключил аппарат и сорвал контакты со склонившейся головы сенатора. – Оттащите его наверх и бросьте на кровать. Он теперь проспит часа три, не меньше.
Пока Дрейк и двое людей Хансена тащили безвольное тело сенатора, Армстронг неутомимо мерил шагами комнату, словно медведь в клетке. Дождавшись их возвращения, он заговорил:
– Давайте посмотрим на ситуацию иначе. Нас ищут. Нас разыскивают всех – причем тех, кого не включили в список сегодня, обязательно включат завтра – либо как сообщников, либо как соучастников. Формальные обвинения не имеют значения – нам постараются пришить все, что только сумеют найти. Полиция, ФБР, «Норман-клуб», марсиане-гуманы, ЦРУ и, наверное, даже контрразведка ВМС дорого заплатили бы за наши скальпы. – Он внимательно оглядел каждого по очереди. – Я хочу сказать, что каких бы еще шалостей мы ни натворили, крепче, чем сейчас, мы уже не увязнем.
– За похищение людей полагается смертная казнь, – заметил Дрейк. – Честно говоря, я не представляю ничего более крепкого, чем девять футов веревки.
Не обратив внимания на его слова, Армстронг продолжал:
– Нам понадобятся все силы, на которые мы можем рассчитывать, – а у нас их чертовски мало! Кроме присутствующих я могу доверять только четверым, а именно: генералу Грегори, Биллу Нортону, Клэр Мэндл и Джорджу Куину. Попытка связаться с генералом не принесет особой пользы, так как я сообщу ему немногое сверх того, что ему уже известно. Тем более что при такой попытке риск попасться чрезвычайно велик. Что касается Клэр Мэндл, то она вне досягаемости. Я о ней не беспокоюсь, поскольку она исчезла по собственной воле. От Билла Нортона проку мало. Сам того не желая, он может причинить нам вред; он человек эмоциональный, а мы сейчас не можем позволить себе отвлекаться на мелочи. Остается Куин.
– И мы знаем, где он, – блестя глазами, вставил Хансен.
– И мы знаем, где он, – кивнул Армстронг. – Вот почему я считаю, что следующим нашим шагом должно быть освобождение Куина. – Он помолчал и спросил: – Есть другие предложения?
Прежде чем ответить, Дрейк задумчиво поскреб подбородок.
– Нет, я не против! Мне просто интересно – что есть у Куина такое, чего нет ни у кого из вас? Нас тут семеро, считая Мириам. Семь крыс в лабиринте! Что изменится, если нас станет восемь?
– Мы станем на одного человека сильнее.