– Скажите, это правда? Вы говорили с самим Эдгаром По? – любопытствовал он, надменно взирая на то, как американский гость перебирает по очереди одну пару обуви за другой.
– Как-то довелось, – обескураженно откликнулся житель Америки, продолжая примерять башмаки.
– И как он?
Иностранец задумался на несколько секунд, занеся ногу над очередным ботинком. Потом сказал:
– Он запомнился мне как человек с причудливым складом ума. Еще помню, что речь его крайне бессвязна.
Смерив собеседника негодующим взглядом, Шарль задел плечом башмачника и поспешно вышел на лестницу. И, надевая шляпу, презрительно обронил:
– Заурядный янки, не более того!
Вдохновленный литературным гением своего кумира, Бодлер взялся за переводы Эдгара По и даже преуспел на этом поприще. Новеллы По в его изложении охотно печатали различные журналы, и это занятие приносило значительно больше денег, чем собственное творчество Шарля. А между тем Париж сотрясала политическая лихорадка. Посещая кабачки, Шарль с нарастающим волнением замечал, что готовится что-то грандиозное. Вокруг бильярдных столов и досок для игры в трик-трак велись разговоры о равенстве и братстве, и хотя Бодлер и сочувствовал беднякам, однако считал и то и другое совершеннейшим абсурдом. Как можно уравнять великого Ламартина и булочника из кондитерской на углу? Это, несомненно, нарушит гармонию мира. И, следовательно, противно ему, как человеку, тонко чувствующему искусство. Однако это не мешало Бодлеру проникаться духом готовящихся перемен, распространяемых народными агитаторами. Все, что несло смуту и разрушение, он принимал с огромной радостью. Его вдруг захватила потрясающая идея – руками взбунтовавшейся черни казнить ненавистного Опика.