Безумный свидетель

Два дня ходил Николай Григорьевич по присутственным местам, как раньше назывались разного рода разрешающие, запретительные и надзирающие учреждения, осуществляющие прием граждан по разным их надобностям. В первый день вернулся с тремя напечатанными листками документов, на которых стояли подписи и синие печати. На второй день он получил какую-то важную бумагу с водяными знаками и круглую печать артели с деревянной рукоятью. На этом организационные вопросы по открытию промыслового кооператива были решены. Приобретение оборудования, сырья и материалов плюс набор рабочих заняли еще полторы недели. И с конца мая сорок седьмого года ювелирно-художественная артель «Путь Октября» развернула свою деятельность. Поначалу с изготовления исключительно медных изделий. К осени сумели освоить серебрение и изготовление изделий из мельхиора и чистого серебра (на его поставку Волосюку удалось договориться с Союзювелирторгом невероятно быстро), а под конец сорок седьмого года наладили золочение. Особо удавались мастерам серебряные водочные и коньячные стопки, золоченные внутри. Они словно светились изнутри, и напиток в них становился как бы мягче и даже вкуснее. Если такое можно сказать применительно к водке. А еще особым спросом начали пользоваться позолоченные серьги «Звездочка» и «Калачи» и серебряные броши «Голубь» и «Червячок».

Так что ювелирно-художественный промысел Николая Волосюка приносил весьма ощутимую прибыль. На что, собственно, председатель артели и строил расчет, открывая свое «народное» предприятие. К этому времени в консультационных услугах Степана Кирилловича Волосюк более не нуждался – Николай Григорьевич мужик был дотошный и сообразительный, которому было достаточно один раз растолковать, чтобы он все понял, намотал на ус и стал умело обходить препятствия, которые неизменно возникают на пути при каждом прибыльном деле.

Однако Степан Кириллович, как и обещал Волосюк, без дела не остался. В его обязанности кроме охраны помещений промыслового кооператива «Путь Октября» входила топка этих помещений в зимние и холодные дни и заготовка дров. К последней из обязанностей он приспособился весьма быстро: на подводе, принадлежащей артели, старик ездил на устье Протоки, где марийцы продавали лес. Здесь стояли дровяные сараи, где хранился некондиционный лес, что разгружался по весне, и имелась пилорама, на которой этот лес пилился. За отдельную плату клиенту могли дрова еще и наколоть, и связать. Правда, такая вязанка, довольно небольшая, стоила три рубля, что, как справедливо считал Степан Кириллович, было накладно. Поэтому Поздняков предпочитал колоть дрова самостоятельно, что у него, несмотря на преклонный возраст, покуда получалось вполне сноровисто.

Матрена помогала деду сторожить и растапливать печь, дающую тепло на оба этажа. Бывало, сидела в конторе и за торгового агента (в его отсутствие), нередко принимала от посетителей заказы и отпускала гражданам понравившиеся изделия артели. За это она получала семьдесят пять рублей. Степану Кирилловичу председатель артели Волосюк положил четыре с половиной сотни. Да кое-что еще приплачивалось за две комнаты, отданные Поздняковыми под помещения конторы артели. Так что жить можно было вполне сносно. Не бедствовали.

Так продолжалось до воскресенья пятнадцатого февраля сорок восьмого года, когда Матрены не стало. Ну как назвать человеком того, у кого поднялась рука на четырнадцатилетнюю девочку?

Глава 3 Арест Волосюка

Окружение Матрены было небольшим. Школьные подруги; немногочисленные соседи по двору, знавшие девочку с малолетства; еще сам дед, председатель артели Волосюк и люди, что работали в конторе на втором этаже: бухгалтер и торговый агент. Ну если она как-то вечером в нерабочие часы не впустила бухгалтера в контору, то по каким таким причинам она должна впустить его поздним вечером четырнадцатого февраля? А ежели она не впустила бухгалтера, то с какой стати она открыла бы дверь торговому агенту, а уж тем более кому-либо из рядовых работников артели? Да и не входили они в ближайшее окружение Моти.

Школьные подруги, такие же малолетки, как и сама Матрена, при первом же разговоре сразу были исключены из числа подозреваемых, каждая из них имела алиби. Смерть Матрены восприняли близко и кроме слез добиться от них чего-либо было невозможно. Остался без ответа вопрос: кто из ее знакомых способен был на ограбление или мог желать смерти девочке?

Для соседей по двору смерть Матрены также была большим шоком. После беседы с каждым из них все они были вычеркнуты из числа подозреваемых. Чужих во дворе также не наблюдали.