Безумство храбрых. Бог, мистер Глен и Юрий Коробцов(изд.1971)

После принятия присяги я стал получать довольно большое жалованье, переехал в хорошую гостиницу и вообще, как мне казалось, обрел самостоятельность. Во всяком случае, я мог как хотел распоряжаться своим свободным временем. Правда, времени было очень мало — кроме работы, четыре дня в неделю я проходил обязательную военную подготовку.

Владению огнестрельным оружием меня обучал лейтенант Ширер — немец по происхождению, злой, неразговорчивый парень. Я учился стрелять из винтовки, автомата и пистолета. Очень трудной оказалась стрельба из неудобного положения, или, как называл ее Ширер, "стрельба не думая". Я долго не мог освоить упражнение: стать спиной к мишени, пистолет положить в карман, руки скрестить на груди и, когда Ширер хлопнет в ладоши, в две секунды выхватить из кармана пистолет, повернуться к мишени, выстрелить в нее и попасть в кружок-сердце. Или он становился за моей спиной и в самый неожиданный момент ударял по ногам или по руке, в которой я держал пистолет, или сталкивал меня с места. Долго не получалась у меня и стрельба из бесшумного пистолета — сбивало с толку отсутствие привычного звука выстрела.

Одна мишень была в виде человека, изображенного в натуральную величину. На мишени очерчены места смертельного поражения: сердце, голова, сонная артерия на шее. Мишень поворачивалась. После сигнала Ширера нужно в течение трех секунд выхватить из кармана пистолет и выстрелить в одно из отмеченных на мишени мест.

— Это упражнение для вас самое важное, — сказал Ширер.

— Неужели на войне вот так выбирают место поражения противника?— спросил я.

Ширер посмотрел на меня удивленно.

— При чем тут война?… — пробормотал он.

Занятия по радиосвязи мне нравились, и я довольно быстро научился работать на ключе и на приеме, а затем только развивал скорость. Довольно легко справился с шифровальным делом и тайнописью.

Труднее всего мне далось подрывное дело — у меня не хватило чисто технических познаний.

Последней учебной дисциплиной было спецвооружение. Первый ее раздел — яды. Когда инструктор объяснял, как следует применять яды для отравления колодцев и водоемов, я сказал, что отравленной водой могут воспользоваться дети.

— Ну и что из этого? — спокойно возразил инструктор.

— Как это что? — возмутился я. — Детей убивали гитлеровцы, и их за это вешали!

— Из вас делают не медицинскую сестру, а разведчика, — сказал инструктор.

— Убийцу детей?

— Идите вы к черту! — разозлился инструктор. — Пусть вам объясняют это начальники.

Занятие кончилось. Но, когда я пошел домой, часовой, посмотрев мой пропуск, сказал, что меня вызывают к мистеру Глену.

Мистер Глен ходил по кабинету из угла в угол.

— Входи. Садись, — отрывисто бросил он и продолжал маячить по кабинету. Потом сел в кресло напротив меня. — Ты что же хочешь? — спросил он тихим, дрожащим от напряжения голосом. — Чтобы тебя и меня вышвырнули на помойку? Ты что — дурак? Не понимаешь, что я создал тебя из дерьма и в одну минуту могу превратить снова в дерьмо? И следа твоего не останется! И он еще собирается создавать семью!

Он сказал это мне прямо в лицо, и, оттого что это говорил именно он, мне стало очень страшно.

— Иди домой. Завтра твоя судьба будет решена…

Я пришел к себе в гостиницу. Страх не покидал меня. Я, что называется, кожей чувствовал, что меня действительно могут уничтожить, стереть с лица земли. Я не мог один оставаться в номере и спустился на первый этаж, в вестибюль. В это время в ресторане заиграл джаз, и я повернул туда.

Первая рюмка виски облегчения не принесла. А вторую я не успел выпить — в дверях ресторана появился мистер Глен. Увидев меня, он помахал рукой и стал проталкиваться к моему столику через толпу танцующих.

— Виски? Прекрасно! — сказал он, садясь, подозвал официанта и распорядился принести вторую рюмку. — Напиться в одиночку от страха — вполне логическое завершение твоего портрета. Поставь рюмку, больше ты пить не будешь.

Он выпил свое виски, заплатил по счету и встал:

— Идем к тебе…

Я пел за ним, и у меня от страха немели ноги.

Копи мы вошли в номер, мистер Глен запер дверь и ключ положил себе в карман. Он сел в кресло, я — на постель. Долго молчали.

— Это, Юрий, последний, самый последний разговор, — начал он наконец усталым голосом. — Последний, и ты, пожалуйста, помни это каждую минуту, чтобы потом не раскаиваться. А теперь слушай меня внимательно.

Он встал, прошелся по комнате и остановился против меня.

— Итак, тебя смутили отравленные колодцы… дети, — сказал он. — Но вспомни уроки мистера Киркрафта. Как была разгромлена Япония? Как?

— На нее были сброшены атомные бомбы, — ответил я.

— Итак, атомные бомбы. Сотни тысяч убитых?… Так или не так?

— Так.

— Ты слышал или читал где-нибудь, что люди прокляли нашего летчика, который сбросил на Японию атомные бомбы?

— Нет.

— А ведь среди погибших были тысячи детей?

— Да.

— Летчик, который сбросил атомную бомбу, знал, что она убьет и детей? Как ты думаешь?

— Наверное, знал.